Столпы Земли

Королевский зал приемов Винчестерского дворца стал совсем другим. Отсюда исчезли собаки, как исчезли и незамысловатый деревянный трон короля Стефана, скамьи и висевшие на стенах шкуры животных. Вместо них появились расшитые портьеры, дорогие расписные ковры, вазы с цукатами и нарядные стулья. В воздухе витал аромат цветов.

Филип всегда чувствовал себя неловко при королевском дворе, а при дворе, во главе которого стояла женщина, так просто дрожал от страха. Принцесса Мод была его последней надеждой вернуть себе каменоломню и получить разрешение на открытие рынка, но уверенности в том, что эта надменная, властная женщина примет справедливое решение, у него не было.

Принцесса восседала на изящном резном позолоченном троне в платье цвета колокольчиков. Она была высокой и стройной, с гордыми темными глазами и прямыми блестящими черными волосами. Поверх нижнего платья на ней было надето еще одно – шелковое, длиной до колен, с облегающим лифом и расклешенной юбкой: до ее приезда этот фасон в Англии был неизвестен и теперь входил в моду. Одиннадцать лет она прожила со своим первым мужем и четырнадцать – со вторым, однако выглядела гораздо моложе сорока. Люди восхищались ее красотой. Филипу же она показалась несколько угловатой и неприветливой, хотя, конечно, ценителем женской красоты он был никудышным.

Филип, Франциск, а также Уильям Хамлей и епископ Уолеран поклонились принцессе и стали ждать. Она, не удостоив их даже взглядом, продолжала разговаривать со своей фрейлиной. Они беседовали о каких-то пустяках и мило смеялись, но Мод и не думала прерывать эту болтовню, чтобы поприветствовать своих посетителей.

По роду своей работы Франциск имел возможность почти ежедневно видеть принцессу, но близкими друзьями они так и не стали. Когда она прибыла в Англию, ее брат Роберт уступил ей Франциска, ибо она нуждалась в первоклассном секретаре. Однако это была не единственная причина. Франциск служил своеобразным связующим звеном между братом и сестрой, а заодно и следил за взбалмошной Мод. В полной интриг жизни королевского двора предательство считалось вполне обычным делом, и истинная роль Франциска заключалась в том, чтобы помешать Мод что-либо тайно предпринять. Мод обо всем этом знала и не противилась, но ее отношения с Франциском были тем не менее весьма натянутыми.

Со времени битвы при Линкольне прошло уже два месяца, и для Мод все складывалось как нельзя лучше. Епископ Генри с распростертыми объятиями принял ее в Винчестере (тем самым предав своего родного брата короля Стефана) и собрал поместный собор высших церковных иерархов, который и благословил ее на царствие, и теперь Мод была занята тем, что вела переговоры с общиной Лондона об организации своей коронации в Вестминстере. Шотландский король Дэвид, приходившийся ей дядей, уже был на пути в Англию, дабы, как суверен суверену, нанести королеве Мод официальный визит вежливости.

Епископа Генри всячески поддерживал епископ Кингсбриджский Уолеран, и, по словам Франциска, этот самый Уолеран как раз и уговорил Уильяма Хамлея переметнуться на другую сторону и дать клятву верности Мод. И сейчас Уильям явился за наградой за свое предательство.

Все четверо стояли и ждали: граф Уильям с поставившим на него епископом Уолераном и приор Филип со своим поручителем Франциском. Филип видел Мод впервые. Ее вид не внушал ему уверенности: несмотря на свою царственную внешность, она выглядела несколько ветреной.

Закончив болтовню. Мод чопорно повернулась к ним, как бы говоря: «Посмотрите, какие вы ничтожные, – даже моя фрейлина для меня важнее, чем вы». Несколько мгновений она не отрываясь глядела на Филипа, чем привела его в крайнее смущение, затем произнесла:

– Ну, Франциск, ты привел ко мне своего близнеца?

– Это мой брат Филип, миледи, он является приором Кингсбриджа, – представил Филипа Франциск.

Филип снова поклонился и сказал:

– Малость староват да седоват я, миледи, для того, чтобы быть его близнецом. – Это было незамысловатое, самоуничижительное замечание, которое придворные, похоже, нашли весьма забавным, однако Мод проигнорировала его и смерила Филипа ледяным взглядом. Он решил оставить свои попытки показаться обаятельным.

Она повернулась к Уильяму:

– А вот и граф Ширинг, храбро сражавшийся против моей армии в битве при Линкольне, но теперь осознавший свою ошибку.

Уильям поклонился. У него хватило ума, чтобы промолчать.

Она снова повернулась к Филипу:

– Ты просил меня даровать тебе право иметь рынок в Кингсбридже.

– Да, миледи.

– Все доходы от этого рынка пойдут на строительство собора, госпожа, – пояснил Франциск.

– По каким дням ты хочешь, чтобы работал твой рынок?

– По воскресеньям.

Она приподняла свои выщипанные брови:

– Вы, святые отцы, обычно выступаете против воскресных рынков. Разве они не отвлекают прихожан от посещения церкви?

– В нашем случае нет, – проговорил Филип. – Люди приходят потрудиться на строительстве и помолиться, а заодно кое-что покупают и продают.

– То есть рынок у тебя уже действует? – в упор спросила Мод.

Филип понял, что допустил промах. Он клял себя последними словами.