Столпы Земли

Алчности Ричарда, конечно, трудно было дать объяснение, но Джек, в отличие от приора, сохранял большее спокойствие. Строительство собора было уже наполовину закончено, камня они купили достаточно, так что дальше как-нибудь выкрутились бы.

– Строго говоря, я думаю, это его право, – рассудительно сказал Джек.

Филип вновь взорвался:

– Как ты можешь говорить такое?!

– Вспомни, примерно так же ты поступил со мной. Я принес тебе Плачущую Мадонну, создал проект нового собора, построил стену вокруг города, чтобы защитить тебя от Уильяма, а ты в ответ запретил мне жить с женщиной, которая стала матерью моих детей. Это ведь тоже своего рода неблагодарность, не так ли?

Такое сравнение вызвало у Филипа новый приступ ярости.

– Это совсем разные вещи! – закричал он. – Я никогда не добивался того, чтобы вы жили порознь! Ты ведь знаешь, Уолеран не разрешил ей развод. А закон Божий гласит, что прелюбодеяние является тяжким грехом.

– Я уверен, что и Ричард найдет что ответить, – сказал Джек. – Не он ведь издавал указ о передаче собственности. Он только исполняет его.

Зазвонил полуденный колокол.

– Есть разница между законами Господа и законами, принятыми людьми, – сказал Филип.

– Но мы должны жить в согласии с теми и другими, – ответил Джек. – А теперь, извини, мне пора, иду обедать с матерью моих детей...

И ушел, оставив Филипа один на один со своими мыслями. На самом деле Джек не считал его таким же неблагодарным, как Ричард, просто ему показалось вдруг, что его резкость по отношению к приору поможет облегчить душу. Он решил сегодня же поговорить с Алиной насчет каменоломни; может быть, ей удастся убедить брата пойти навстречу Филипу.

Джек вышел с монастырского двора и пошел по почти безлюдным улицам города в свой дом, где он жил с Мартой. Алина с детьми, как всегда, были в кухне. Голод отступил, прошлый урожай выдался богатым, и еда у них была уже не такой скудной: на столе стоял поднос с пшеничным хлебом, блюдо с жареной бараниной.

Джек поцеловал детей. Салли в ответ чмокнула его нежным детским поцелуем, а Томми, которому исполнилось уже одиннадцать и который изо всех сил старался казаться взрослым, лишь подставил свою щеку и тут же смутился. Джек улыбнулся, но ничего не сказал: ему сразу вспомнилось, что и сам он в детстве считал поцелуи страшной глупостью.

Алина была явно чем-то обеспокоена. Джек сел рядом с ней на лавку и сказал:

– Филип очень сердит из-за того, что Ричард не пускает его в каменоломню.

– Это ужасно, – спокойно сказала она. – Какая неблагодарность со стороны Ричарда!

– Как ты думаешь, можно его уговорить изменить свое решение?

– Не знаю, право. – Вид у нее был совершенно отсутствующий.

– Похоже, тебя не очень занимает то, о чем я говорю.

Она вдруг с вызовом посмотрела ему в глаза:

– Совершенно не занимает.

Такое с ней иногда бывало.

– Лучше скажи, что с тобой происходит? – сказал он.

Алина встала:

– Идем со мной.

С грустью посмотрев на поджаристую баранью ногу, Джек вылез из-за стола и пошел за ней в спальню. Дверь они нарочно оставили открытой, чтобы у неожиданных гостей не возникало никаких подозрений.

Алина села на кровать и скрестила на груди руки.

– Я приняла важное решение, – начала она.

От ее тяжелого взгляда Джеку стало не по себе. Что еще могло случиться, мысленно недоумевал он.

– Всю свою жизнь я прожила меж двух огней. С одной стороны, меня все время преследовала клятва, данная моему отцу, когда тот умирал. С другой – меня всегда мучили наши с тобой отношения.

– Но теперь ты исполнила свою клятву...

– Да. И хочу сбросить с себя и другую тяжкую ношу. Я решила оставить тебя.

Сердце у Джека, казалось, перестало биться. Он знал, что Алина просто так не говорит подобные вещи: сейчас она была совершенно серьезной. Он не сводил с нее глаз, боясь вымолвить хоть слово. Кто бы мог подумать, что она захочет вдруг уйти навсегда. Откуда вдруг такие мысли? Джек сказал первое, что пришло ему на ум:

– У тебя появился кто-то другой?

– Не будь дураком.

– Тогда почему?..

– Потому что с меня хватит, – сказала она, и в глазах ее заблестели слезы. – Мы десять лет ждали разрешения на развод. Но этого никогда не будет, Джек. Нам на роду написано жить так, как мы живем сейчас, до скончания века. Мы должны расстаться...

– Но... – Джек судорожно подыскивал нужные слова, но чувствовал себя настолько опустошенным, что все его уговоры оказались бы бесполезными; это все равно что бежать от бури, вынужден был признать он. И все же решил попробовать ухватиться за спасительную соломинку.

– Но неужели ты думаешь, что так нам хуже, чем если бы мы расстались вовсе.

– В конечном счете – да, хуже.

– А что изменится в твоей жизни, если ты уйдешь?

– Я могу еще встретить какого-нибудь человека, полюбить его и жить нормальной жизнью, – сказала она, уже захлебываясь от слез.

– Но ведь ты же все равно будешь женой Альфреда.

– Об этом никто не будет знать. Да и кому какое дело? Нас сможет обвенчать любой приходский священник, который никогда не слышал об Альфреде Строителе.

– Я не могу поверить, что это говоришь ты. Не могу.