Столыпин

В одном очень важном вопросе об управлении армией Гучков неожиданно выступил с резкой критикой того, что некоторые высшие военные учреждения возглавляют лица, «безответственные по своему положению», имея в виду великих князей и особенно – председателя Совета государственной обороны Николая Николаевича. Казалось, это был выпад и против премьер-министра, но это – только на первый взгляд. На самом деле такая критика отвечала интересам правительства, стремившегося избавиться от ненужного вмешательства властолюбивого царского дяди. Правительство и Дума были заодно. (Через три года после смерти Столыпина Россия будет ввергнута в войну, и роль великого князя Николая Николаевича в этом огромна. К теме «Реформатор и война» мы еще вернемся.)

Слова Столыпина: «Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!» – являются ключевыми в понимании его политики.

Прозвучавшую в речи Гучкова фразу о безответственности надо рассматривать как оппозицию Столыпина придворным кругам.

Другими словами, оппозиция самому императору? И это тогда, когда председатель Совета министров искренне называет историческую идею самодержавия бесспорной?

Нет ли здесь противоречия?

Противоречие налицо.

Можно ли здесь найти закономерность?

Безусловно.

И противоречия, и закономерности сопутствуют курсу Столыпина. Он балансирует между двумя силами, сохраняя равновесие государственного корабля. Он против парламентаризма; как только Милюков во время прений о ревизии железных дорог потребовал создания «парламентской следственной комиссии», Столыпин резко оспорил это. Он опасался парламентаризма, который при неопытности партийных фракций в Думе и оппозиционности интеллигенции вряд ли был бы созидательным фактором. Одновременно с этим он считал: неограниченное самодержавие приведет страну к застою.

Парадокс: «третий путь» хорошо выражен в докладе на съезде объединенного дворянства (1909 год) В. И. Гурко. По его мнению, правительство энергично осуществляет социал-демократическую программу, ведущую к изгнанию из деревни помещиков и тем самым – к экономической ликвидации тех слоев населения, на которые оно политически опиралось при выборах в Думу по закону 3 июня.

Но парадокс нетрудно объяснить эволюционностью «третьего пути», стремлением избежать революционных потрясений.

* * *

Россия изменилась. И громко звучали голоса против «самобытного, особого пути России», под которым подразумевается, увы, застой и который был идейно близок самому Петру Аркадьевичу. Особенно озабочены были промышленные круги, видевшие в правительственной политике перекос в сторону сельского хозяйства.

Приведем несколько цитат из докладов и отчетов Союза промышленных и торговых предприятий России (по книге Л. Шепелева «Царизм и буржуазия в 1904–1914 гг.»):

«В нашей… прессе даже из-под перьев заправских экономистов и мыслящих людей то и дело выдвигается гонение против всего того, что связано с развитием, доходностью и поддержкой нашей обрабатывающей, горной и даже мелкой промышленности. А слово „промышленник“ по „крепостнической традиции“ сделалось синонимом слов „мошенник“, „кровопийца“, „эксплуататор“ и прочих не менее лестных определений. Такая практика вошла в плоть и кровь нашего общественного мнения».

«Мировой опыт поучает нас, что интенсивное сельское хозяйство возможно лишь тогда, когда в стране достаточно сильно развиты промышленность и торговля, и наоборот, не может быть и речи о здоровом развитии промышленности и торговли там, где нет устойчивого сельского хозяйства».