Столыпин

– Петр Аркадьевич, а не задержитесь ли вы на пару часов?..

Витте не ожидал отрицательного ответа – он был все-таки Витте! – да и Столыпину, что скрывать, льстило внимание главного царского финансиста.

– С удовольствием задержусь, Сергей Юльевич.

Было хорошо то, что Витте не претендовал на дружескую беседу. У него в кабинете, конечно, имелась задняя, сокрытая гостиная, но он кивнул на кабинетные кресла, на которые и сам перешел. Это ничуть не обидело Столыпина. Он в своем губернаторском доме мог витийствовать с земцами за самоваром – здесь уровень отношений другой. Излишнее высокомерие? Пускай. Столыпин цену себе знает, до унижения не опустится. Да Витте и не делал попыток принижать.

– Петр Аркадьевич, не скрою, я слежу за вами. И вот какой вопрос напрашивается. Почему вам удавалось и в Ковно, и в Гродно улаживать отношения крестьян с помещиками – и почему не удается в Саратовской губернии?

Вопрос был откровенный, без подвоха. По служебной линии Столыпин не подчинялся министру финансов… хотя его, конечно, прочили в председатели Совета министров. Столыпин мог держать отчет перед Плеве – с Витте были только совещательные отношения. Ответил с той же прямотой:

– В Ковно и в Гродно у меня были развязаны руки. Вдобавок там сильно влияние прусского, хуторского хозяйства. Как вы думаете, что давит на меня на Саратовщине?

– Тени Стеньки Разина, Пугачева?

– Нет, Сергей Юльевич, это не главное. Екатерининские вельможи!

– Но и вы из старинного рода!?

– И вы, Сергей Юльевич. Ваш дед по матери, Фадеев, тоже был губернатором Саратовской губернии. Может, и с него спрос?

– Может, и так…

– Революцию поджигают с двух концов… дураки и чиновники. А гасить-то нам с вами, Петр Аркадьевич.

– В таком разе будем гасить.

– Никогда не думал, что я доживу до роли пожарника.

– Не думал и я. Но другого-то выхода нет?..

Вот так наедине поговорили, ничего по сути не договорив.

Да и когда русские люди до конца договаривались между собой?..

Он торопился «домой», в Саратов, который сейчас, в 1904 году, пылал ярче других губерний. Сказывались старые предания – о Стеньке Разине, о Булавине, о Емельке Пугачеве. Все, что гнал и громил в столицах неукротимый Плеве, стекалось в Саратов – некую мекку российских террористов. Недреманное око слал телеграмму за телеграммой. Что делать, что делать, господин губернатор?!

Он уже заказал два купе – для себя и сопроводителей, – чтобы отправиться на вокзал, когда лично нагрянул барон Фредерикс. Лихой в недавнем прошлом кавалергард, а сейчас комендант, министр двора его императорского величества. Столыпин, как камергер, был маленько знаком с людьми такого чина, но именно маленько. Лихой кавалерист звякнул звучным, приказным серебром:

– Господин губернатор, вам завтра дается высочайшая аудиенция. Извольте распаковать вещи, – покосился он на слуг, тащивших в переднюю баулы и саквояжи.

Столыпину оставалось только ответствовать:

– Я счастлив услышать о чести приглашения на такую аудиенцию. Благодарю вас, барон.

Предстояла первая, личная встреча с государем.