После убийства министра начальник департамента полиции Алексей Лопухин подал в отставку. «Ну их всех на ху-ху!..» – сказал он при личной встрече своему гимназическому другу Петру Столыпину. – Тоже уходи! Следующая очередь за тобой». Отставку пока не желали принимать, и Лопухин успел продать будущему преемнику-министру весьма любопытную характеристику:
Надо отдать должное «лопоухому» Алешке: он в полной мере оценил поднимавшегося из дворянских глубин генерала террора… и заслал к нему крупнейшего полицейского провокатора – бесфамильного Евно Фишелевича, известного под кличкой Азеф. Тот получал пятнадцать тысяч годовых – не менее самого Лопухина! Будучи членом ЦК партии эсеров, Азеф ловко и незаметно выдавал лучших боевиков, но в случае с Савинковым его номер не проходил. Уж Лопухин-то знал, составляя характеристику для министра Плеве. «Необдуманные поступки» – это уже запоздалый гнев полицейского. Никогда и ничего необдуманного Борис Савинков не делал. Он, «потомственный дворянин Петербургской губернии», как значилось в полицейских анналах, шел со своей группой смертников по следам Плеве весь 1904 год. Пять покушений!
18 марта несколько бомбометателей во главе с самим Савинковым поджидали Плеве на дороге между набережной Фонтанки и Невой. Но Плеве в сопровождении конной охраны промчался как вихрь, так что метальщики не успели вытащить из схронов свои громоздкие бомбы.
25 марта бомбометатели с отчаянностью обреченных пошли со своими бомбами прямо к департаменту полиции, где пребывал в это время Плеве, но подобраться к карете не смогли.
1 апреля покушение сорвалось потому, что ближайший друг Савинкова Алексей Покотилов, готовя бомбы, сам погиб от взрыва. У бомб был недостаток – их требовалось каждый раз снаряжать заново. Они имели химический запал: оснащались двумя крестообразными стеклянными трубками. Зажигатели, детонаторы. Серная кислота в стеклянных баллонах. С надетыми свинцовыми грузилами; они при падении снаряда в любом положении ломали стеклянные трубки, серная кислота воспламеняла смесь бертолетовой соли с сахаром, взрывалась гремучая ртуть, а потом и динамит…
8 июля метальщики опять не смогли перехватить министра, потому что он каждый раз, отправляясь с докладом к Николаю II, выбирал разные дороги.
Наконец, 15 июля…
Расставив всех метальщиков, Савинков вышел на Измайловский проспект. Уже по внешнему виду улицы он догадался, что Плеве сейчас проедет, приставы и городовые застыли в напряженном ожидании. Маячили на углах филеры. Вот один городовой, во фронт – второй…
В тот же момент через Обводной канал пошел Егор Сазонов в щегольской железнодорожной форме – центральный метальщик, но были и боковые и запасные. За честь быть главным метальщиком спорили до хрипоты. Накануне выиграл Сазонов. Сейчас он шел, высоко подняв голову и держа на согнутой руке, у плеча, изготовленный снаряд. Уже слышалась крупная рысь… вороные… лакеи… конная стража!.. Секунды тянулись неимоверно долго.
Вдруг в цокот копыт, в грохот колес ворвался тяжелый и грузный звук, будто чугунным молотом ударили по чугунной плите. Задребезжали в окрестных домах вылетевшие стекла. От земли узкой воронкой взвился столб серо-желтого, по краям черного дыма. Расширяясь, столб этот на высоте пятого этажа затопил всю улицу. В дыму промелькнули какие-то обломки…
Когда Савинков подбежал, дым уже начал рассеиваться. Нестерпимо пахло гарью. Шагах в четырех от тротуара, прямо на обожженной мостовой, рядом с изуродованным трупом Плеве лежал Сазонов. По лбу и щекам текли струйки крови. У живота расползалось темное кровавое пятно. Глаза были мутны и полузакрыты.
Но он почувствовал склонившегося над ним товарища:
– Уходи, генерал… Спасай остальных…
Да, надо было спасать, уводить, разгонять по городам остальных подельников. Без команды они не тронутся с места.