Столыпинский вагон, или Тюремные приключения мэра

Постепенно в стиль руководства стали внедряться методы культа личности. При Зотине такого не было, а теперь в кабинете любого мало-мальски значимого руководителя должен был висеть портрет президента. Свой портрет с автографом Кислицын дарил как высшую награду. На любимчиков и блюдолизов как из рога изобилия сыпались звания, подарки, награды, почетные грамоты.

Кислицын был неисправимым популистом. Он мог сутками мотаться по районам, целовать бабушек, беседовать со школьниками, гонять начальство. День и ночь с ним вместе по республике мотались телевизионщики. Исторические факты президентского хождения в народ скрупулезно записывались на пленку, а потом без устали крутились по местному каналу. Он то закатывал дорогу в асфальт, то клал кирпичи на стройке.

Денег в республике катастрофически не хватало. Кислицын много обещал народу, но возможности исполнить обещанное не имел. Президент давил на коммерсантов, выкручивал им руки, заставлял вкладывать деньги в бессмысленные проекты. Зато для простого обывателя он был «отец родной».

Плановая, кропотливая работа над проблемами экономики и бюджетной сферы была ему неинтересна. Руководители предприятий и учреждений не чувствовали себя спокойно ни днем, ни ночью. К президенту могли вызвать и в пять утра – на совещание, и в одиннадцать ночи – на пьянку. Среди чиновников шел глухой ропот, но Кислицына боялись. Депутатов Госсобрания встроили в вертикаль. Ни один депутат (кроме разве что Славы Пайдоверова) не мог перечить президенту. В первый же год президентства Кислицына в политической жизни республики наступила мертвая тишина.

Я даже не могу вспомнить, почему не поехал на то совещание. Помню, что назначено оно было на шесть вечера. Это означало, что возвращаться придется глубоко за полночь. Вместо себя я послал своего первого заместителя Геннадия Сергеевича Мочалова.

На следующий день в полседьмого утра я был на работе. Кислицын требовал, чтобы главы администраций городов и районов сидели на своих рабочих местах без пятнадцати минут семь. Каждое утро чиновник из администрации президента звонил в приемную и проверял твою явку на работу.

Так вот, захожу я в половине седьмого утра в приемную и вижу там Геннадия Сергеевича Мочалова. Тот вскакивает с кресла и тревожным голосом докладывает:

– Николай Юрьевич, вчера Кислый выгнал меня с совещания. Орал, что собирал не замов, а глав администраций, и что Свистунов нанес ему оскорбление.

– Начинается, – расстроился я. – Вот, черт возьми, не жилось спокойно. Ладно, давай работать, может, обойдется.

Я знал, что не обойдется. Кислый не мог оставить мою неявку без последствий. Мне все равно придется ехать к президенту и каким-то образом утрясать вопрос.

Моя секретарша приходила на работу к восьми утра, поэтому я переключил телефон на свою линию и стал ждать звонка. Настроение было паршивым. Буквально через десять минут после разговора с Мочаловым раздался звонок. Женский мягкий голос спросил:

– Это мэр города Волжска Свистунов Николай Юрьевич?

– Да.

– С вами будет говорить президент.

– В чем дело? – с ходу заорал Кислый. – Ты что, б…, игнорируешь избранного президента, г…, да я тебя порву на части.

Он крыл меня матом словно пулемет. Так со мной никто и никогда в жизни не разговаривал. В глазах потемнело.

– Ты, – взревел я, – какая я тебе б…, придурок? Какой я тебе г…? Ты что, с…, не умеешь разговаривать по-человечески?

На другом конце будто подавились.

– Да пошел ты на…, – в сердцах я послал его по известному адресу и бросил трубку.

Тишина. В кабинете никого нет. Откинулся в кресле, жду, что будет дальше. В любом случае новый звонок будет. Точно, через пять минут аппарат на моем столе зазвонил снова. Я поднял трубку. Тот же мягкий женский голос произнес:

– У вас что-то случилось на линии. Еще раз соединяю с президентом.

– Ты куда меня послал? – опять заорал он. – Как ты мог послать меня, президента?

– А ты чего на меня матом орешь? – тоже зарычал я.

– Чтобы через час был у меня.

– Я тебе что, собачка, что ли, скакать? У меня дела есть, и за час сто километров все равно не доехать.

– Хорошо, – вдруг спокойно сказал Кислый. – Через сколько сможешь?

– Ну, часа через полтора-два, – немного подумав, ответил я.

– Жду, – и трубку бросили.

Поднял голову: стоит Мочалов с помощниками.

– Ну, ты даешь, Николай Юрьевич. Теперь он тебя порвет.

– Не порвет. Не позволю! Ему только дай волю, в одну секунду на шею сядет и ножки свесит. Поеду, разберусь. В случае чего, в рожу ему дам и уеду. Черт с ней, с этой работой, будь она проклята.

– Ты только не горячись, – успокаивал меня Мочалов, – не горячись. Он мужик трусливый, я давно заметил. Все будет нормально, Юрич, ты только не горячись.

– Ладно, не буду, – пообещал я и стал собираться.

Как и обещал Кислому, через полтора часа доехал до Йошкар-Олы. Все дорогу настраивал себя на борьбу. Нервы были на пределе. Решил: если Кислый с порога будет так же орать на меня, как орал по телефону, заеду ему в рыло. Даст сдачи, будет драться. Он боксер, я дзюдоист. Посмотрим, кто кого.