А в понедельник утром меня откомандировали на выход в море с другим экипажем. Десять дней морей прошли быстро, и единственное, что меня расстраивало, — это то, что я не додумался еще и покрасить пол в тот же вечер. Он бы намертво высох за эти дни. Но когда мы вернулись в базу и я отправился проверить свою квартиру, я едва смог открыть дверь. Мое упрямство и махровый дилетантизм в области ремонта меня крупно подвели.
Доски, подсохнув за десять дней и будучи плотно подогнанными друг к другу, выгнулись так, что, казалось, будто из-под пола кто-то сильно ломился в квартиру, но, к счастью, не попал. В течение двух следующих выходных я выдирал на совесть загнанные мною же гвозди и перекладывал пол заново, матерясь и одновременно смеясь над самим собой. А потом уже была и покраска. А после были обои, которые я клеил самодельным клеем из муки, но забыл добавить в него средство от вездесущих тараканов, которые подводник, хочешь не хочешь, приносит домой, так что через месяц переклеивал их заново, ибо тараканов расплодилось великое множество.
И еще мне навсегда врезался в память бетон, из которого строили дома. Он был такой твердости, что даже наличие дрели с алмазным сверлом не гарантировало того, что ты за пару часов повесишь на окна самые обычные карнизы. Мне даже казалось, что если бы вдруг Кольский полуостров, не дай бог, тряхануло какое-нибудь приблудное землетрясение, то наши дома не развалились бы, а просто попадали набок цельными коробками.
Через несколько лет я переехал в другую квартиру. Более достойную, не парящую и не протекающую, на четвертом этаже, но, наверное, такова человеческая натура, что даже теперь я с какой-то любовью вспоминаю ту самую свою первую двушку с кухонькой-пеналом, каждый гвоздь в которой был забит моими руками и каждый уголок которой был вытерт моими коленками. И до сих пор мне кажется, что эта квартирка в далеком заполярном Гаджиево была самой уютной и любимой в моей жизни.
Распред
Никогда не знают, кто прав, но всегда известно, кто в ответе.
В нашей краснознаменной дивизии, впрочем, как и во всех других, существовала одна очень занимательная вахта для офицерского состава — распорядительный дежурный по дивизии. Могу поспорить, что многие бывшие подводники прослезятся, услышав столь дорогое их сердцу слово — распред, или распор. И есть от чего. Ровно на сутки ты становишься главной задницей штаба. Покорной и беззащитной. Ты сидишь в стеклянном аквариуме у входа в штаб, массируешь руками телефонные трубки, и каждый из штабных лаперузов походя имеет или не имеет тебя, в зависимости от настроения. Причем, чем выше должность, тем чаще и сильнее, просто так, от избытка командного патриотизма.
А какие причины находят! Например, наш ЗКД «полковник» Попов, будущий адмирал, начальник штаба флота, любитель хорового пения и гармони снимал распреда только за то, что у него при утреннем докладе из-под кителя не торчала белоснежная рубашка. Кто вбил в его голову, что белую сорочку надо носить как нательное белье, — ума не приложу! Но снимал распредов с вахты Попов исправно, с маниакальной настойчивостью. А так как дежурный по дивизии, командир или его старпом, заступив, исчезали почти до смены, главным громоотводом становился его помощник-рапсред или мичман — дежурный по штабу. Но в основном, естественно, офицер, как, наверное, наиболее профессиональный защитник Родины.
В тот раз я заступал со своим старпомом капитаном 3 ранга Будиным Борисом Александровичем по прозвищу Мякиш. Прозвище свое он полностью оправдывал. Офицер он был умный, образованный, знал то ли два, то ли три языка, в том числе японский, словом, гигант мысли. Но трусливый до абсурда и абсолютно не военный человек! Принять самостоятельно решение не мог, не хотел и даже не пытался. А я лейтенант, боязливый и трусливый ввиду срока службы, пока еще маленького. Вот так два перепуганных заступили в пятницу вечером на вахту в самое клоачное место дивизии — штаб на ПКЗ. До утра дожили без потерь. Утром более старший по званию трус смылся в неизвестном направлении, а я остался один на один с разрывающимися телефонами и привередливыми начальниками. Но все же была суббота, комдив взял и не приехал, и почти вся штабная орда, не чувствуя контроля, разбежалась по «делам». Домой попросту. СПНШ, по долгу службы обязанный сидеть до упора, побродил немного по палубам ПКЗ, устал и упал спать в свою каюту. Все стихло, и я расслабился.
Часов в одиннадцать заверещал прямой, без наборника, телефон оперативного дежурного, главы всей вахтенной службы флотилии подводных лодок. Я поднял трубку и доложился:
— Распорядительный дежурный в/ч… лейтенант Белов!
— Белов, от вас сегодня вахтенный штурман на буксир РБ-407. Ваших крючкотворцев в строевой части оповещали вчера. Через двадцать минут штурману быть на 13-м пирсе. Ясно?
— Так точно!
— Действуй, лейтенант!