Читаем Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания полностью

Положив трубку, я нашел в папке список вахты на выходные. Напротив вахтенного штурмана в перечне зияла пустота. Матрос-писарь из строевой части фамилию не впечатал. Я понесся в строевую, благо она была на одной палубе с дежуркой, метрах в десяти. Строевая оказалась под замком и опечатана. Обмозговав положение, я поднялся на штабную палубу и, собравшись с духом, постучал в каюту СПНШ. Никто не отвечал. Постучал еще раз и потихоньку отворил дверь. СПНШ храпел на шконке, зарывшись головой в подушку. Будить не хотелось, можно было нарваться на неприятность. Но будить было необходимо: родить штурмана я не мог.

Аккуратно растолкав начальника, я сбивчиво объяснил суть вопроса. СПНШ приоткрыл один глаз, дохнул на меня корабельным шилом и попросил воды. Выпив стакан, СПНШ закурил, зевнул, поинтересовался, звонил ли комдив, и, потушив сигарету, снова упал на подушку. Я снова робко спросил о штурмане. СПНШ посмотрел на меня, как на инопланетянина, и пробурчал номер части. Фамилии он не назвал, и я справедливо решил, что любого свободного.

В дежурке, найдя нужный номер телефона, я с чувством внутреннего удовлетворения столь оперативным решением вопроса, поднял трубку. На том конце провода вежливый голос сообщил мне, что сегодня выходной и найти кого-либо в поселке представляется маловероятным. Это был удар. Меня подвела моя же недогадливость. Мне не врали. По выходным я и сам, перед тем как открыть дверь, подходил к ней на цыпочках, долго высматривал в глазок, кто звонит, и в случае чего открывать посылал жену. А она, проинструктированная донельзя, всем, кто в форме, говорила, что я уехал на весь день в Мурманск. Это было общепринятой практикой, выходными дорожили все. Особенно лейтенанты первых лет службы.

Время шло. Оперативный был пунктуален. Телефон зазвонил снова, и на этот раз дежурный был не так добродушен.

— Лейтенант! Где твой штурман?

— Товарищ кавторанг, тут такое дело. Я вызывал, а их.

Кажется, штурман был и правда очень нужен, и дежурному уже вдули откуда-то свыше, так что меня он не дослушал и рявкнул:

— Юноша!.. Твою мать! Буксир идет к вам на пирс! Где хочешь, молокосос, ищи штурмана, сажай на шаланду и в путь! Тебе двадцать минут: или штурман, или тебя сниму и буду звонить комдиву о вашем дежурстве!!! Совсем охренели!

На том конце провода бросили трубку. Я начал грызть ногти. Если снимут — сегодня заступлю снова. На выходные. Не найду штурмана — позвонят комдиву. Ежели тот приедет — порубит всех в капусту: и моего бесследно исчезнувшего старпома-дежурного, и поддатого СПНШ, и само собой меня. А уж старпом и СПНШ потом на мне отыграются. По полной схеме. Положение аховое. Я снова метнулся к СПНШ. В каюте на столе стояла уже ничем не замаскированная фляга и кавторанг был уже готов дальше некуда. Небоеспособен в полном объеме. А время тикало. К пирсу уже подкатил буксир, с него уже кричали штурмана, а я никак не мог найти выход из ситуации.

Говорят, духовные и физические силы человека при опасности возрастают многократно. Внезапно во мне проснулся не homo sapiens, а какой-то первобытный дикарь, в первую очередь думающий о собственной шкуре, заработал инстинкт самосохранения, и меня осенило. Вечером мой старпом швартовал корабль капитана 1 ранга Сокирченко. Они вернулись из морей, но установку не выводили, так как в понедельник снова уходили на стрельбы. Раз не выводили — значит, экипаж на борту. И штурманы в том числе.

Трубку в центральном посту поднял сам командир.

— Сокирченко слушает.

Я набрал воздуха и, стараясь придать голосу безразличную официальность, затарахтел:

— Товарищ каперанг! Распорядительный дежурный лейтенант Белов. Комдив приказал срочно, сейчас же от вас вахтенного штурмана на РБ-407.

Буксир на нашем пирсе у ПКЗ. Дайте фамилию офицера, мне необходимо доложить оперативному.

Сокирченко возмутился:

— Какого хрена! Мне в понедельник в море, стрелять! Я сейчас позвоню комдиву! Никого не дам! Нашли дойную корову! Комдив у себя?

Врать так врать. Я пошел напролом.

— Товарищ каперанг. Комдив уже уехал, а взять приказал от вас. Куда уехал — не знаю, а в штабе больше никого. Суббота ведь.

Сокирченко бушевал еще минут пять, посылая проклятья всем тупоголовым штабистам, и, немного успокоившись, спросил:

— Куда идет буксир?

Куда он идет, я не знал. Но ответил бодро и уверенно, зная, что с корабля комдиву домой не позвонишь:

— Да в Оленью губу. Часа полтора туда и столько же обратно. К ужину будет на борту ваш штурман. Не пропадет.

Сокирченко уже совсем расслабился.

— Чего ж ты сразу не сказал, что такая ерунда. Пиши. Старший лейтенант Голубев. Где буксир? Пусть к 13-му пирсу подойдет, заберет его. Побыстрее чтобы. Он мне вечером нужен будет, решение на переход в полигон готовить.

Я выскочил на верхнюю палубу, договорился с буксиром и принялся звонить оперативному.

— Товарищ кавторанг! Ваше приказание выполнено. Сейчас буксир заберет старшего лейтенанта Голубева с 13-го пирса.

— Хорошо лейтенант. Служи пока.

Мне и самому стало интересно, куда же идет буксир.

— Товарищ кавторанг. А куда буксир направляется?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Капут
Капут

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.

Курцио Малапарте

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная документалистика / Документальное
Вермахт «непобедимый и легендарный»
Вермахт «непобедимый и легендарный»

Советская пропаганда величала Красную Армию «Непобедимой и легендарной», однако, положа руку на сердце, в начале Второй Мировой войны у Вермахта было куда больше прав на этот почетный титул – в 1939–1942 гг. гитлеровцы шли от победы к победе, «вчистую» разгромив всех противников в Западной Европе и оккупировав пол-России, а военное искусство Рейха не знало себе равных. Разумеется, тогда никому не пришло бы в голову последовать примеру Петра I, который, одержав победу под Полтавой, пригласил на пир пленных шведских генералов и поднял «заздравный кубок» в честь своих «учителей», – однако и РККА очень многому научилась у врага, в конце концов превзойдя немецких «профессоров» по всем статьям (вспомнить хотя бы Висло-Одерскую операцию или разгром Квантунской армии, по сравнению с которыми меркнут даже знаменитые блицкриги). Но, сколько бы политруки ни твердили о «превосходстве советской военной школы», в лучших операциях Красной Армии отчетливо виден «германский почерк». Эта книга впервые анализирует военное искусство Вермахта на современном уровне, без оглядки нa идеологическую цензуру, называя вещи своими именами, воздавая должное самому страшному противнику за всю историю России, – ведь, как писал Константин Симонов:«Да, нам далась победа нелегко. / Да, враг был храбр. / Тем больше наша слава!»

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное