Однако состояние полной эйфории длилось недолго и уже через пять минут я вернулся в обыденность, но боль не возвращалась, а ощущение легкого и невесомого тела тоже осталось, только мозги вновь обрели возможность логически мыслить. Таблеточка, безусловно, была не простая. Судя по размерам этого «лекарства», в нем в убойных пропорциях были смешаны крутые обезболивающие средства с не менее крутым коктейлем из легких наркотиков разнопланового действия. Но, здраво рассудив, что наркоманом от разового употребления этих препаратов я не стану, а до дома, скорее всего, долечу более или менее в нормальном состоянии, я спросил у улыбающегося Апельсина:
— А сколько это… лекарство будет действовать?
— Дол-л-лго… дол-л-летит-т-те. Может-т-те даж-же кушат-т-ть… и не боят-т-ться.
После этих его слов я и правда почувствовал дикий голод. Бульончик уже давно растворился в организме, а желудок и все к нему прилегающее, были просто иссушены непрерывно поступающим никотином.
— Идит-т-те. Врем-м-мя еще ест-т-ть. Зам-м-морит-т-те червячка.
Я посмотрел на часы. До начала регистрации было еще минут двадцать.
— Спасибо большое, спасибо, я и правда побегу пожую. Вы меня просто спасли. — И ноги сами понесли меня в здание аэровокзала.
В кафе я за двадцать минут успел умять половину цыпленка табака, просто вылакать тарелку супчика и выпить чашку неплохого кофе с парой стандартных для любого вокзала песочных пирожных. По совести говоря, я все же не очень надеялся на длительное действие апельсиновской чудотаблетки и поэтому постарался напихать в себя пищи по максимуму. Про запас. Но зуб на удивление не дал о себе знать, даже после довольно твердой курицы и горячего чая.
Потом была регистрация, которая прошла несколько нестандартно. Я первый раз был в накопителе аэропорта одновременно с такой толпой знаменитостей. Стало понятно, почему я умудрился взять билет и куда они вообще летят. Оказалось, что назавтра в Днепропетровске начинались дни прибалтийской эстрады, куда были рекрутированы все более или менее известные эстрадные кумиры. Для них забронировали весь рейс, а перед самым отлетом обнаружилось, что мест десять осталось пустыми, и Аэрофлот, по договоренности с организаторами, в самый последний момент, выбросил эти билеты в продажу. А я оказался в нужном месте в нужное время.
Сначала в самолет запустили всех эстрадников. Простых пассажиров в накопителе осталось и правда человек десять. Потом пустили нас, попросив занимать оставшиеся свободные места. Мне досталось кресло у окна и сосед — угрюмого вида прибалт, не проронивший до самого Днепропетровска ни слова и всю дорогу не поднимавший головы от какой-то тетради с незнакомыми мне письменами. Мне даже показалось, что он что-то учил. Сзади меня пристроился Яак Йоала со своим импресарио, которые сразу начали шушукаться и тихонько посмеиваться. По мере продвижения самолета на взлетную полосу смех их становился все более громким и непринужденным. Мне это не мешало. Я блаженствовал, от отсутствия боли и сытости в желудке, да и глаза как-то предательски начали закрываться, хотя мне никогда не нравилось спать сидя. Наверное, все же сказалось напряжение всего этого дня, и я начал потихоньку дремать. После взлета звезды зашастали по салону, кто в гальюн, а кто просто так, поговорить с друзьями. Меня это мало волновало, но внезапно перед моим креслом нарисовался Апельсин. Видимо, он принял какой-то допинг, так как лицо у него было изрядно покрасневшим, а по лицу стекали капли пота. Увидев меня, он почему-то очень обрадовался и минут пять что-то весело втолковывал на эстонском, практически положив свой живот на моего невозмутимого соседа. Потом, сообразив, что я представитель не их титульной нации, он перешел на русский, правда, гораздо более нечленораздельный, чем до посадки:
— Не-е-э-э… не-э-э-э болит-т-т? Памага-ал-л-ло-о таблет-т-тка?
Я спросонья лишь кивнул головой, изобразив некое подобие улыбки. Сидевший сзади Йоала спросил у него что-то, тот ответил, и между ними завязалась беседа. Апельсин что-то говорил ему, периодически кивая на меня. Потом Апельсин громко расхохотался в ответ на какую-то реплику моих задних соседей и, напевая себе что-то под нос, скрылся в глубине салона. Я снова начал засыпать, но по моему плечу аккуратно постучали. Пришлось повернуться.
— Молодой человек, анестезию не примете?
На меня глядели звезда советской эстрады Яак Йоала и его сосед. Говорил по-русски Йоала почти без акцента, а его сосед протягивал мне сосуд, в обиходе подводников обычно называемый «шильницей». В другое время я бы, наверное, с удовольствием глотнул, судя по запаху, хорошего коньяка, но сейчас я был измучен своим невыносимым зубом так, что к ведению «боевых» действий с алкоголем был не готов.
— Спасибо большое, я не хочу.