— Паша, ты же все равно рано или поздно выйдешь! Я тебе тогда задницу на кресты порублю! Погуляли вчера? Воробейка в центропосту сидит, как ванька-встанька, а ты — хрючить?! Только выйди! Помощник командира… хренов!
Что справедливо, то справедливо. Витькино место всегда в центральном. Должность, однако. Но это его проблемы. Прислонив ухо к переборке, послушал, как затихает вдали взбудораженный старпом, перестраховался еще пару минут, нахлобучив фуражку, подхватил предусмотрительно приготовленную папку с бумагами и открыл дверь. Меня никто не караулил. Да и в отсеке людей особо много не было. Время было предобеденное, народ оттягивался по каютам. Поднялся на верхнюю палубу. Как и следовало ожидать, погрузочный люк 5-бис отсека оказался нараспашку. Снаружи на ракетной палубе никого кроме верхнего вахтенного не было. Когда я спустился на пирс, верхний словоохотливо сообщил:
— Тащ каплнант. Вас тут старпом ищет. Уже давно. С утра. Спрашивал, не уходили ли вы в штаб.
Вахтенным стоял матрос Зезюков, разгильдяй отменный. По этой причине и стоял на вахте через день, а то и вовсе не сменяясь. Я поинтересовался:
— А ты что ему говорил?
Зезюков, однако, дураком не был. Старпом старпомом, а на вахты ставлю я. Не дай бог, разозлюсь, автомат вообще к груди прирастет.
— Я, тащ, ему сказал, что вы вроде уходили, но я не уверен. Конкретно ничего не видел.
Мне именно это и нужно было. Я похлопал Зезюкова по плечу.
— Умница. Завтра отдыхаешь.
И пошел обратно на корабль. Правда, теперь через рубочный люк.
Когда я спустился вниз и шагнул в центральный, там воцарилась немая тишина. Как будто все увидели привидение. Кажется, в этот момент речь как раз шла обо мне. И не в лучших выражениях. Лицо Пашкова в тот момент описанию просто не поддается. Дикое изумление с вытаращенными глазами и стоящими дыбом усами. Ошарашенный моим появлением, старпом даже перешел с пулеметной на нормальную человеческую речь:
— Паша? А ты откуда?
Я вытер со лба несуществующий пот. Обвел всех вокруг усталым взглядом. Судя по глазам окружающих, большая часть народа подвох почувствовала, но с какой стороны, не понимала. Нужен был сольный номер. И я начал.
— Откуда-откуда? От верблюда! Как будто не знаешь? Из штабной клоаки, естественно! Зае… я там песни СПНШа слушать. А потом, я же тебе говорил, на складе интенданту мыло не дали.
Судя по сморщившейся залысине Вали, он тщетно пытался припомнить сей факт. Не давая ему опомниться, я с нарастающим «раздражением» продолжил:
— Когда курили после подъема флага. Совсем заслужился, не помнишь ни черта. Валентин Сергеевич, ты на меня бочку не кати.
Старпом поскреб лысину. Махнул рукой.
— Ладно, не заводись. Что там в штабе?
И я завел монолог о штабе — козлах береговых, камбузах, нарядах, патрулях и всей остальной вечной флотской проблематике. Тут всегда есть, о чем поведать.
После того как старпом распустил всех из центрального поста, я подошел к нему и с проникновенной жалостью в голосе попросил:
— Валь! Спать хочу, дальше некуда. Вчера здорово посидели. А тут полдня в штабе промотался, голову на подушку не положил. Я после обеда на построение не выйду, подремлю?
Пашков, тактично не упоминая о концерте у моей двери, которого я «не слышал», и чувствуя свою вину передо мной, кивнул головой.
— Иди, отдыхай. Я Витька еще час назад в каюту отправил. Он тут голову на все приборы ронял. Да, а вечером приходи ко мне. Моя на грибы зовет.
И я с чистой совестью отправился спать.
Через четыре года, когда мы уже были гражданскими людьми, Витька, помогая Валентину на даче, рассказал ему, как я обвел его вокруг пальца. Пашков, по рассказам, хохотал, как безумный. А если бы он знал все.
Путч и все остальное…
Жить будем плохо, но недолго.
Когда меня спросят, где я был утром 19 августа 1991 года в судьбоносный для зарождающейся российской демократии день, я честно и с гордостью отвечу: спал на вахте. Крепким флотским сном. И что самое удивительное, совершенно не переживал ни за отца перестройки, ни за свежевылупленного президента России. Спать очень хотелось. Мы ведь занимались привычным делом, а не митинговали. Ходили в автономки, несли боевые дежурства, а попутно строили родильные дома и чинили канализацию. И использовали каждую свободную минуту, чтобы сбегать домой или выспаться. Стыдно, конечно, перед потомками, но что делать!
Вечером 18 августа я заступил на самую приятную для управленца корабельную вахту — дежурным по ГЭУ. Проверил механизмы, расхолодил первый контур, после чего с чистой совестью затопил сауну и залез в нее часа на два. Это был спокойный воскресный день, на редкость теплый и солнечный. После баньки вылез на пирс, часок поудил рыбу, потрепал языком с одноклассником, дежурившим на соседнем корабле, и уполз спать в каюту.
Проснулся я утром от энергичного потряхивания. Надо мной нависла фигура помощника дежурного по кораблю мичмана Мотора.