Командир турбогруппы старлей Хлусов, парень хоть куда, личностью был яркой и впечатляющей. Метр девяносто, красавец, спортсмен, всегда отглажен, туфли блестят, того гляди, каблуками щелкнет. Судьба определила Хлусова на собачью должность турбиниста незаслуженно, случайно. Ему бы по штабам адъютантом, по паркету с папкой носиться, а он по макушку в турбинное масло погрузился. Ну не на своем месте человек, и все тут! Другой, может, смирился бы и тянул бы себе лямку, но не Хлусов. Не успев прослужить и полгода, начал молодой офицер рвать одно место, только чтоб с собачьей должности слинять. Резал подчиненных вдоль и поперек за малейшую провинность, доказывал начальству — хочу расти! Конечно, желание выслужиться для военного человека — дело вполне обыденное, да и нужное, в конце концов. Но было у старлея два недостатка. Один — нормальный для любого человека: поспать любил. Другой — ненормальный для турбиниста: технику не знал, не понимал и понимать не хотел. Недостатки свои Хлусов в глубине души осознавал и компенсировал их зычным голосом и страшными разносами, учиняемыми матросам. Которые он подкреплял навыками дипломированного мастера восточных единоборств. Матросы его не то, чтобы боялись, но спорить не любили, называли «офицером Плюсовым» и подначивали, как могли. Ну а Хлусов в выражениях с младшими себя не стеснял. Крыл как умел.
Как-то в море старпом, проверяя несение вахты, набрел в 9-м турбинном отсеке на спящего вахтенного. Хлусова как командира отсека и группы вызвали в ЦП, выстегали до соплей и отправили наводить порядок в своей богадельне. Втыков Хлусов не любил, почитал за унижение, поэтому, скрипя зубами от бешенства, ворвался в отсек и голосом, руками и ногами провел воспитательную работу с подчиненным личным составом. Как говорится, разобрался как следует, наказал кого попало. Досталось, в общем-то, всем. Попутно Хлусов обхамил даже старшину отсека мичмана Таращака, на момент проверки заслуженно отдыхавшего в каюте. Излив желчь, Хлусов успокоился, упал в кресло на БП-95 и принялся разглядывать вахтенный журнал. Через полчаса началась очередная многочасовая учебная тревога для отработки всевозможных учений и прочей каждодневной текучки.
Каково же было удивление моряков, когда, собравшись на верхней палубе для получения заданий, они обнаружили, что Хлусов спит, уткнувшись в журнал! Матросы тоже люди, не чурки деревянные, понимают, что к чему. У турбинистов взыграли чувства. Сам спит, а за ними за то же самое с кулаками-кувалдами гоняется! Моряки скучковались и, пошушукавшись, кое-что придумали. Оскорбленный мичман Таращак, выслушав делегацию матросов, заявил, что участвовать в этом не будет, но пойдет вниз в машинное отделение. И что он ничего не видел, не слышал и не в курсе. Но идея ему нравится!
Злой матрос непредсказуем. Об этом говорит вся история российского флота. Турбинисты повытаскивали свои идашки, повключались в них на атмосферу и сразу стали походить на гуманоидов с других планет. Маска, торчащие лепестковые клапаны, вздыбленные баллоны на груди, резина и сталь. Со щитов разобрали аварийный инструмент: топоры, зубила, аварийные упоры, окрашенные в ярко-красный цвет. Свет на верхней палубе выключили, зажгли лишь тусклое аварийное освещение. Для полноты ощущений приоткрыли клапан ССД, который противно зашипел, создавая иллюзию утечки воздуха. Стараясь не греметь, втиснулись на пульт и, нажав кнопку проверки сигнализации (от нее начинает звонить и греметь звонок и ревун, как при настоящей аварии) начали усиленно тормошить Хлусова.
Хлусов спокойно и безмятежно спал, как вдруг в его сознание настойчиво вонзились какие-то звуки извне. Открыв глаза, старлей обомлел: все ревет, гремит, отсек в полумраке, мигают аварийные лампы, его обступили монстры, обвешанные аварийными причиндалами. Поперек пульта лежал аварийный трехметровый брус, перевитый шлангом от ВПЛ. Хотя и несколько обезумевший от всего этого, но все же признавший в прорезиненных чудовищах своих матросов, Хлусов вскочил, схватил крайнего за грудь, затряс и закричал:
— Что! Что случилось? Говори!
Изобретатели ИДА-59 (а цифра 59 означает год издания данного аппарата) о возможности переговоров при надетой маске забыли. Поэтому из-под маски моряка раздались звуки, лишь отдаленно напоминающие человеческий голос. Охваченный паникой Хлусов из всей этой ахинеи уловил лишь два слова — пожар и вода. А может, ему это от испуга померещилось — не знаю. Моряки, похватав инструмент, разбежались по отсеку, оставив растерянного и испуганного Хлусова одного. «Что делать? Что делать? Что делать?» — пульсировало в висках старлея. Заверещал «Каштан», вызывая на связь с 8-м отсеком. Посвященный в затею вахтенный восьмого с нарочитой дрожью в голосе спросил:
— Девятый? Как обстановка? Какой уровень воды? Что с возгоранием? Командира отсека нашли?
Хлусов так дернул шнур переговорника, что чуть его не оторвал.
— Нормально! Не мешайте, справимся!
Переключив связь на машину (нижнее помещение), Хлусов колотя от нервной дрожи по пульту кулаком, просто завопил: