Читаем Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания полностью

20 ноября. Утром построение было коротким и динамичным. Штаб флота должен был прибыть к 10.00, и поэтому, не теряя время, объявили малую приборку. Мимоходом услышал, что и вчера были «потери» в виде нескольких перебравших военнослужащих, но из-за серьезности момента разборки с ними оставили на потом. На проверку флотом пришлось под РБ надеть рубашки с галстуками и пилотки, отчего все сразу стали похожими на «ботаников» из центрального аппарата ВМФ на экскурсии. Проверка в основном касалась ГКП, но пару фруктов все же пошлялись по кораблю, и кое-где даже наделали кучу замечаний. Но все же основной шторм бушевал в центральном посту, хотя и к нам спустился один импозантный каперанг, долго листавший журналы, а потом поинтересовавшийся, кто у нас турбинист. Узнав, что это молодой старлей, он насупился, но когда узнал, что старшиной команды является старший мичман Птушко, жутко обрадовался, заявив, что тот у него тоже был старшиной, когда он был лейтенантом, и умчался в 8-й отсек переговорить с бывшим сослуживцем. На том проверка БЧ-5 штабом флота закончилась, так и не начавшись. А потом реальная жизнь очередной раз вступила в свои права, когда чуть ли не на головы проверяющих через люк 5-бис отсека посыпались консервные банки с сайрой в собственном соку и бумажные мешки с вермишелью первого сорта. То было очередное явление интенданта Косоротова с очередным «КамАЗом», и когда штаб флота покидал корабль, весь пирс уже был завален бумажными упаковками из-под сыпучих продуктов, и усеян просыпавшимся из порванного мешка рисом. Как и ожидалось, проверка штабом флота была если не чисто формальной, то очень к этому близкой, и совсем не стоила того, как мы к ней прихорашивались. Резюме штаба флота было простое и категоричное: ракетный подводный крейсер стратегического назначения «К-…» к выполнению основного мероприятия готов! А потому завтра — ввод ГЭУ в действие! Эту радостную весть мы услышали из уст командира на построении в обед и чуть было не расслабились, полагая по своей советско-детской наивности, что сейчас всех, кроме вахты, отпустят по домам, если не отдохнуть, то уж хотя бы попрощаться по-человечески. Как это всегда было, есть и будет, мы неверно оценивали степень милитаризма нашего командования. Командиром, в более мягкой, но все же категоричной форме, было приказано устранять замечания всех проверок до ужина, а если времени не хватит, то и до утра. Народ молча и обиженно проглотил услышанное и, спустившись вниз, рассредоточился по каютам, позвякивая шильницами и вскрывая банки с позаимствованной с погрузки сайрой. Мне это было уже все равно, так как после выхода из боевого дежурства я снова заступал на вахту по ГЭУ, на которой мы с первым управленцем в обычное время стояли через сутки. После доклада в 18.30 командир все же распустил по домам всех, не стоящих на вахте, а сам, приказав его разбудить только в случае ядерной войны, убыл в каюту, откуда не появлялся до самого утра. Народ до этого времени успел здорово поддать, но, судя по всему, и командир, и старпом, и все остальные начальники принципиально надели розовые очки и пьяненьких не замечали в упор. Через полчаса корабль практически опустел. Вахтенным инженером-механиком заступил мой друг, капитан 3 ранга Витька Голубанов, бывший управленец, а ныне комдив три. Сам свинтить с корабля даже на час он не мог, а вот прикрыть меня на несколько часов был способен без лишних хлопот. Самому ему светило попасть домой только назавтра ночью, и дай бог, на пару часов, поэтому он понимающе выпихнул меня даже раньше намеченного мной срока, правда, в обмен на то, что я принесу закусочки и мы посидим, так сказать, на посошок, перед расставанием с базой. Дома я уже по-настоящему попрощался с женой и сыном, опрокинул пару рюмок для порядка, и, загрузив напоследок портфель всем, что позабыл, уже в 00.30 был на борту корабля.

21 ноября. Посидели мы с Витькой знатно, правда, несколько переборщив с градусностью разбавленного шила, отчего проснулись оба за несколько минут до подъема флага, едва успев выскочить на построение. Старпом покосился на наши «заспанные» лица, но промолчал, ибо и без нас хватало влетевших и опоздавших. Офицеры и мичманы прощались с любимыми, семьями и берегом широко и серьезно, стараясь взять от жизни все, что не успели раньше, за те скупые часы, которые флот со скрипом и нехотя им подарил. Комендантская служба кроме пары-тройки наших мичманов, опрометчиво отправившихся домой в канадках, задержала еще и двух матросов возле магазина, да и в самом строю наблюдались товарищи, стоявшие среди сослуживцев явно на честном слове. По правде говоря, самым бодрым выглядел только командир, выспавшийся и посвежевший. На удивление, никакого громогласного бичевания провинившихся не произошло, и командир довольно миролюбиво и даже несколько умиротворенно поручил всем начальникам разобраться с «залетчиками», приказал старпому послать кого-нибудь из старших офицеров из числа люксов в комендатуру за задержанными. А затем объявили ввод ГЭУ в действие.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Капут
Капут

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.

Курцио Малапарте

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная документалистика / Документальное
Вермахт «непобедимый и легендарный»
Вермахт «непобедимый и легендарный»

Советская пропаганда величала Красную Армию «Непобедимой и легендарной», однако, положа руку на сердце, в начале Второй Мировой войны у Вермахта было куда больше прав на этот почетный титул – в 1939–1942 гг. гитлеровцы шли от победы к победе, «вчистую» разгромив всех противников в Западной Европе и оккупировав пол-России, а военное искусство Рейха не знало себе равных. Разумеется, тогда никому не пришло бы в голову последовать примеру Петра I, который, одержав победу под Полтавой, пригласил на пир пленных шведских генералов и поднял «заздравный кубок» в честь своих «учителей», – однако и РККА очень многому научилась у врага, в конце концов превзойдя немецких «профессоров» по всем статьям (вспомнить хотя бы Висло-Одерскую операцию или разгром Квантунской армии, по сравнению с которыми меркнут даже знаменитые блицкриги). Но, сколько бы политруки ни твердили о «превосходстве советской военной школы», в лучших операциях Красной Армии отчетливо виден «германский почерк». Эта книга впервые анализирует военное искусство Вермахта на современном уровне, без оглядки нa идеологическую цензуру, называя вещи своими именами, воздавая должное самому страшному противнику за всю историю России, – ведь, как писал Константин Симонов:«Да, нам далась победа нелегко. / Да, враг был храбр. / Тем больше наша слава!»

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное