Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

Естественно, корабль снова оказался не готов. Правда, к чему не готов, никто так и не понял. То ли к автономке, то ли к проверка штабом Северного флота. В итоге начальник штаба флотилии объявил нам организационный период до проверки флотом, которая должна была пройти послезавтра, со всеми вытекающими последствиями, а самое главное — с «якорным» режимом. Это было довольно неожиданно, так как мы и так были в дежурстве, но адмирала это не смутило, и он добавил, что это касается всех смен и всего личного состава. Контроль за выполнением своего приказа он возложил на штаб дивизии и, со слов механика, был очень доволен своим решением, пока наш командир БЧ-2, капитан 2 ранга Пак неожиданно не поинтересовался насчет денежного довольствия. Адмирал не растерялся, и хотя вопрос явно подпортил ему настроение, ответил четко и по-суворовски: «Не за деньги служим, товарищ капитан 2 ранга, а за Родину!», и обдав всех запахом хорошего французского парфюма, удалился на пирс курить. После этого проверка была быстренько свернута, и штаб удалился, оставив, правда, четыре страницы замечаний в черновом вахтенном журнале корабля. После чего ошалевший от всего дежурный по кораблю дал отбой всем тревогам, и мы заканчивали комплексную в атмосфере общей расслабухи. По завершении всего командир, без перерыва на обед, собрал командиров боевых частей в центральном посту. Теперь и ему стало ясно, что от личного состава всего экипажа можно ждать чего угодно. Народ практически месяц не был дома, денег не было, а до выхода на боевую службу оставалось меньше четырех суток. А тут еще и «якорный» режим. Понимая, что дело может плохо кончиться и неминуем социальный взрыв, невозможный при советской власти, командир приказал подвахтенную смену домой все же отпустить, но после 22.00. Но это уже не спасало положения.

После развода боевой смены, в которой я стоял дежурным по ГЭУ, на корабле по каютам потихоньку началось моральное разложение личного состава, заключавшееся в употреблении спиртного в самых неограниченных количествах. Командир, посчитав, что его решение как-то утихомирит страсти, отправился спать в каюту, а старпом, давно понявший, чем все закончится, предпринимал титанические усилия по торможению уже неконтролируемого процесса, но не преуспел в этом. Когда я, закончив расхолаживание, остановил насосы и выполз из нашей «берлоги» в 5-бис отсек, то сразу понял, что ночь будет веселой и что домой на пару часов я сегодня сбежать явно не смогу. Во всем отсеке просто столбом стоял «шильный» дух. Явно пьяных, естественно, не наблюдалось, но то, что многие под неслабым градусом, угадывалось легко и без напряжения. Причем даже те, кому все же разрешили покинуть корабль на ночь, дружно и слаженно присоединились к тем, кто оставался. Тем не менее ни шатко ни валко, а все же шло устранение очередных замечаний по проверке. В эту ночь мы со старпомом не парились, точнее, он парился сам, правда, не в буквальном смысле. За ночь командиры боевых частей и лица, их замещающие, три раза собирались в центральном посту по поводу очередных «алкоголиков», отловленных бдительным старпомом. После трех ночи ему это все надоело, и он заперся в каюте, видимо, посчитав, что все, что мог, уже сделал. А по кораблю всю ночь шатался личный состав в разной степени опьянения и состояния духа. Крепился я недолго и после перекура все же заглянул в каюту к начхиму, который к этому времени собирался уже впасть в алкогольную кому. Приняв у него грамм сто под домашнее сало, я отправился спать в каюту, оставив начхима уже сладко спавшим и даже не успевшим со мной чокнуться.