Читаем Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания полностью

Я распахнул тетрадь. Судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Страницы распахнулись на все том же злополучном мультивибраторе. Туровский улыбнулся.

— Вопросик-то мой помнишь? Гаечный ключик и моча молодого матроса. Ну, давай, докладывай.

К такому повороту дел я не готовился. Совершенно. На столь каверзные вопросы из всего преподавательского состава кафедры автоматики был способен только один Туровский, а еще с утра я как раз ему-то сдавать экзамен и не собирался. Капкан. Но отступать некуда, за нами Москва, точнее, билет до нее. И я начал заливать в уши взмыленного Туровского все свои знания по части мультивибрации, обсервации, мультипликации и прочей автоматизации. Говорил, не переставая, минут пять, потом выдохся и замолчал. Туровский меня тактично не перебивал, выслушал до конца и лаконично подвел итог.

— Полная ахинея. Ты, милый друг, полнейший эмбрион. До свидания.

И повернулся к двери. Я почувствовал, что сейчас ниточка порвется, и я останусь на бобах.

— Товарищ кавторанг! Я даже билеты уже сдать не успею.

Тут я лукавил. Билетов на самолет у меня, конечно, не было. Курсант не миллионер, но на поезд в Москву были на самом деле, и как раз на завтра. Я их достаточно опрометчиво купил сразу по возвращении в город-герой Севастополь. Загодя. Да и сдать их проблемы не было.

Туровский на миг тормознул.

— Белов, мне совесть не позволяет тебе даже двойку с минусом поставить. Иди в училище и готовься.

Я был уже в полном отчаянии, когда вдруг дверь квартиры распахнулась прямо перед носом упрямого ученого, и показалось миловидное женское лицо в обрамлении симпатичных белокурых кудряшек.

— Здравствуйте! Юра, а ты что молодого человека на площадке держишь? А ну-ка, заходите домой.

Туровский замялся.

— Света, этот оболтус хочет тройку из меня выбить. А сам.

Света распахнула дверь.

— Вот пусть и выбивает, но не на пороге, а в доме. Некрасиво.

Туровский совсем стушевался и как-то неловко пригласил меня войти.

— Ну заходи, неандерталец.

Я боком протиснулся в прихожую и застыл у входа на коврике. Света подвинула тапочки.

— Разувайся, горемыка. Идите в комнату. Юра, я машинку сама выключу.

Потом снова повернулась ко мне и улыбнулась.

— Не стесняйся и не бойся, все будет хорошо.

В этот момент я вдруг почувствовал, что именно так и произойдет. Знал бы я, что будет перед этим.

Расположились мы в комнате за большим полированным столом. Туровский принес пачку чистых листов, карандаш, пододвинул стул и уселся рядом.

— Ну, Белов, давай-ка для начала выясним, как ты понимаешь.

И понеслось. Через пять минут я узнал, что мое место в лучшем случае в десятом классе. Еще через пятнадцать вошедший в раж кавторанг доказал мне, и надо сказать, очень убедительно, что я и в школе вообще не учился. От нервного напряжения я впал в ступор и совсем потерял способность нормально соображать. Меня хватало лишь на то, чтобы на все вопросы отвечать зазубренными фразами из курса корабельной автоматики. Туровского же мое состояние наоборот взвинчивало. Он срывался, стучал кулаком по столу, покрывал листы графиками и формулами, засыпал весь стол кипой литературы, начиная от фундаментальных трудов классиков физики, заканчивая учебниками сына шестиклассника. Он пытался выдавить из меня хоть что-то, но у него ничего не получалось. Меня просто-напросто заклинило. Я совершенно перестал понимать метания электрического тока по цепям и транзисторам. Даже то, что я знал, забилось с испугу куда-то в подкорку головного мозга и выползать на свет ну никак не желало.

— Белов!!! Сейчас девятнадцать сорок пять! В двадцать тридцать за мной заезжает товарищ, и мы всей семьей уезжаем на дачу. В твоем распоряжении пятнадцать минут!!! Ни секунды более!!! Последний вопрос! Почему.

Дверь комнаты приоткрылась.

— Ученые! Чаю не хотите?

Голос жены моего «мучителя» показался мне просто манной небесной, дающей возможность перевести дух и хоть немного привести мозги в порядок. Туровский в ответ рявнул:

— Нет!!!

Я позволил себе не согласиться с наставником и выгадать хоть пять минут передышки.

— Спасибо, с удовольствием.

Света кокетливо улыбнулась.

— Вот и хорошо! Юрик, я тебе тоже принесу. Я же вижу, ты хочешь.

Туровский посмотрел на меня с ничем не прикрытой ненавистью.

— Белов. Время работает не на тебя. Продолжаем!

Дальнейшая фантасмагория продолжалась под чай. И от нервного напряжения, и от горячего чая я взопрел, как в сауне. Пот лил ручьями. Сердце билось, как отбойный молоток. Я был уже не рад, что решился на такую авантюру, но отступать по собственному желанию не считал возможным. Выгонит — уйду! Но сам — никогда! На войне, как на войне! Бей «врага» в его логове!

А атмосфера все накалялась и накалялась. На наше аутодафе заскочил сын Туровского, вернувшийся с улицы и ничего не знавший о происходящем.

— Папа, у меня велосипед сломался, посмотри, пожалуй.

Туровского передернуло, как от огня.

— Иди!!! Чини сам!!! Учись!!! А не то станешь таким, как этот и его друзья!!!

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Капут
Капут

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.

Курцио Малапарте

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная документалистика / Документальное
Вермахт «непобедимый и легендарный»
Вермахт «непобедимый и легендарный»

Советская пропаганда величала Красную Армию «Непобедимой и легендарной», однако, положа руку на сердце, в начале Второй Мировой войны у Вермахта было куда больше прав на этот почетный титул – в 1939–1942 гг. гитлеровцы шли от победы к победе, «вчистую» разгромив всех противников в Западной Европе и оккупировав пол-России, а военное искусство Рейха не знало себе равных. Разумеется, тогда никому не пришло бы в голову последовать примеру Петра I, который, одержав победу под Полтавой, пригласил на пир пленных шведских генералов и поднял «заздравный кубок» в честь своих «учителей», – однако и РККА очень многому научилась у врага, в конце концов превзойдя немецких «профессоров» по всем статьям (вспомнить хотя бы Висло-Одерскую операцию или разгром Квантунской армии, по сравнению с которыми меркнут даже знаменитые блицкриги). Но, сколько бы политруки ни твердили о «превосходстве советской военной школы», в лучших операциях Красной Армии отчетливо виден «германский почерк». Эта книга впервые анализирует военное искусство Вермахта на современном уровне, без оглядки нa идеологическую цензуру, называя вещи своими именами, воздавая должное самому страшному противнику за всю историю России, – ведь, как писал Константин Симонов:«Да, нам далась победа нелегко. / Да, враг был храбр. / Тем больше наша слава!»

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное