Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

На переднем плане стоял Туровский. Был он красен, словно свежевыкрашенный аварийный щит на контрольной проверке корабля. Да и вообще, был он несколько взбудораженным. За его спиной, застенчиво улыбаясь, его красивая супруга поправляла прическу. Туровский, не глядя мне в глаза, а осматривая прихожую, словно видя ее впервые, протянул руку.

— «Бегунок»!

Я судорожно залистал тетрадь в поисках заветной бумажки.

— Белов, быстрее!

Кажется, кавторангу очень хотелось побыстрее покончить со всеми формальностями. Слава богу! «Бегунок» нашелся, и я протянул его Туровскому.

— Юра, не забудь! Ты обещал!

Света грациозным жестом протянула мужу ручку. Юра издал стон умирающего тигра и быстрым росчерком что-то написал. Потом с видом человека, у которого рухнули все идеалы, отдал мне бумагу.

— На, осенью все равно пересдавать заставлю… наверное.

— До свидания! Счастливого отпуска!

Тепло улыбаясь, очаровательная Светлана помахала мне рукой из-за широкой спины своего щепетильного мужа.

Как я оказался на улице, и не помню. Лишь там я осмелился посмотреть в «бегунок». На злополучной бумажке размашистым почерком было написано всего одно слово — «хорошо». И внизу подпись. Уже в обед следующего дня я получил отпускной билет и уехал в Москву.

Не знаю, что побудило жену Туровского помочь мне, нахальному лентяю, вломившемуся в их дом в самое неподходящее время. Не знаю. Может быть, она просто вспомнила курсантские годы своего Юрика, когда ждала его в увольнение, а он, наверное, тоже получал двойки.

Гробовые доски

служба военного до безобразия проста. Приказали. Выполнил. Доложил. И никаких глупых вопросов.

Командир РПК СН «К-44» капитан 1 ранга Баженов В. Н.

Система, а точнее училище, — это не только место, где из мальчика делают мужчину и офицера, это место где, образно говоря, этого мальчика жить учат… по уставу, со всеми вытекающими веселостями и правильностями этого самого устава. И учить жить начинают именно с того места, где мальчик и живет. Со шконки, то бишь с коечки, а значит, и с кубрика, и с умывальника, и уж, само собой, с гальюна. А любая учеба — это в первую очередь и ее контроль. А контроль — это и есть смотр казармы.

Смотр казармы — это не просто квинтэссенция того, что все нормальные люди называют военным маразмом. Это и есть воплощенный в жизнь маразм. Но чрезвычайно веселый, хотя и изматывающий, как морально, так и физически. Вот, кто, например, из гражданских может ответить на вопрос: что больше всего характеризует военнослужащего? Никто. А ответ чрезвычайно прост. Какова тумбочка курсанта, таков и он сам! И если у нерадивого и неаккуратного гардемарина в тумбочке все навалено, как попало, и еще сверху засунуты кеды, на которых лежат слойки из чепка, а поверх всего шестидневные караси, пахнущие смертью, то у примерного, а значит, аккуратного и передового военнослужащего в тумбочке все лежит, как в строю. Расческа, платочек, ниточки с иголочками, зубная щетка в футляре и мыло в мыльнице. Про зубную пасту и бритву и говорить нечего. И все разложено по ранжиру, а не как попало, и максимум чего в тумбочке есть лишнего, так это пара учебников и письма из дома. И укладки в баталерке выложены в шкафах повзводно, и у каждой бирочка есть с фамилией, и даже толщина каждой уложенной вещи одинакова. И снова, как в строю. Внизу брюки и темные фланелевки, выше все светлое, а на самом верху, чистый и отглаженный гюйс сияет. А уж о том, что все должно быть натерто, выровнено и надраено, тут и говорить нечего. И вот утром рота уползает на занятия, и начинается это самая фантасмагория, называемая смотр казармы.