Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

Я обошел гроб. Был он сколочен из великолепных струганых досок, ошкурен и обработан на совесть, и, судя по запаху свежего дерева, был изваян совсем недавно. И по всем показателям этот гроб, как сырье для полок, подходил нам как нельзя лучше. Я посмотрел на Гвоздя. Тот пожал плечами и, угадав мои мысли, сказал:

— А что… на плечи и в роту… по-быренькому так…

Я вернулся к окошку и спросил у оставшихся внизу:

— Мужики, никто некролога в училище не видел последние дни?

Ребята переглянулись.

— Не-а, Борисыч. Я сегодня через центральный вход два раза ходил. Не было там ничего.

— А я сменялся с «Борта». На КПП тоже ничего не было.

Некрологи в училище вывешивали в фойе парадного входа и на КПП, и хочешь не хочешь, но они в течение дня на глаза курсантам попадали.

— Так, мужики… гроб берем. Несем в роту, там и разберем, здесь стремно ломать… услышать могут.

Когда гроб спустили вниз и мы попримерились к нему то так, то эдак, оказалось, что гроб легче всего нести, как в траурной процессии, водрузив его на плечи с накрытой крышкой. Обвязав его какой-то найденной в кустах веревкой, чтобы крышка не спадала, мы синхронно подняли этот похоронный атрибут и двинулись старой дорогой обратно в роту.

На подходе к складу нашу процессию остановил неясный шум, доносившийся со стороны находившегося там у ворот часового. Аккуратно сняв гроб с плеч, мы отослали Гвоздя в разведку. Минут через пять он вернулся, озабоченно сообщив, что там дежурный по училищу проверяет караул, и, судя по всему, это надолго.

Дежурным по училищу в этот день заступил капитан 1 ранга Коломаренко, мужчина довольно немолодой и в силу своего предпенсионного возраста чересчур раздражительный. Был он начальником кафедры турбин, умом обладал изрядным, но под старость обрел немного склочный характер, который выражался в том, что уж очень ему нравилось учить курсантов жить и служить правильно. А значит, и часового сейчас наставляли, как правильно обходить тесный дворик склада, учили по-настоящему носить автомат и десятый раз отрабатывали с разводящим процедуру смены часового с поста с самым правильным эмоциональным и патриотическим настроем. А отсюда следовало, что мимо склада нашей похоронной процессии хода нет.

— Мужики, а может, напрямик? Через плац. А что? Коломаренко с караулом еще минут пятнадцать проколбасится, старший помощник дежурного сейчас спит. Дежурные по факультетам у себя в рубках ко сну готовятся. Быстренько промчимся через плац и по трапу вниз… в принципе можем проскочить.

Алёхин Толик парнем был взвешенным, и попадаться ни на чем не любил, а оттого его слова я принял к сведению и призадумался. Торчать с гробом на месте было как-то неудобно. Мог случайно забрести первокурсник из состава дежурного взвода, охраняющий так называемый гидролоток, и узрев в ночи четырех неизвестных с гробом, дать волю своей неокрепшей психике. Тот же Коломаренко после наведенного шороха на складе мог элементарно направится сюда в надежде перепугать того же первокурсника до нервного поноса и выпадения волос на затылке. Да мало ли чего. А тут и правда можно было совершить наглый, практически «суворовский переход через Альпы». Я еще почесал в затылке и отдал команду:

— Гроб на плечи! Вперед!

И мы, презрев всю безопасность нашего рейда, рванули напрямик по склону, к правой паттерне. Проходя ее, мы уже взяли ногу, чтобы разнобой не замедлял движение, и уже синхронно, шагая походным строевым шагом, вышли на плац. Наверное, это было красивое, завораживающее и одновременно страшноватое зрелище. Огромный училищный плац ночью освещался скупо, и теперь на него падал лишь лунный свет и подсветка парадного входа в учебный корпус. И вот по нему быстро и практически беззвучно плыл гроб, лежащий на плечах четырех абсолютно темных фигур. В какой-то момент мы оказались на самой освещенной части плаца, но вновь быстро нырнули в темноту деревьев. По трапу мы уже практически бежали, миновав самое узкое место в подземном переходе, вздохнули уже спокойнее и через несколько минут влетели в свою казарму, как мне казалось, не замеченные никем.