Читаем Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания полностью

Дежурным по роте в тот день заступил старшина 2 статьи Дубровинский Сашка, в простонародье Дубрик. Парень безобразно умный, до такой степени, что, будучи старшиной класса, за пару занятий рассчитывал всем своим курсовики по ядерным реакторам только для того, чтобы его потом не драли за успеваемость всего класса. Как и все талантливые люди, Дубрик имел свои заскоки, причем часто веселые чуть ли не до паралича, а иногда и жутко принципиальные и вредные, за что позднее и вылетел из училища. Сейчас Дубрик, дождавшийся своих законных двух часов ночи, собирался спать и дефилировал по спящей казарме опоясанный одним полотенцем, но нацепив еще ради хохмы повязку «РЦЫ» на голую руку, пилотку и штык-нож на ремне. Наше появление с гробом вызвало у него неописуемый восторг, впрочем, как и у дневального. И Дубрик недолго думая скинул с него крышку и улегся в гроб, скрестив руки на груди и закрыв глаза. При этом Дубрик умудрился потерять полотенце, и мы дружно заржали при виде лежащего в настоящем гробу дежурного по роте голого, но тем не менее при всех атрибутах дежурно-вахтенной службы. Так бы мы наверное и ржали до упаду, но наше веселье прервал скрип двери. На пороге стоял дежурный по факультету, капитан 2 ранга Расщепков, и было заметно, что фуражка на его голове как-то самостоятельно начинает подниматься вверх. Вообще лицо у него было просто неописуемым. Глаза открылись на максимально возможную ширину, и в них проглядывала смесь всех возможных человеческих эмоций от неудержимого смеха до затаенного испуга. К тому же мы не успели занести гроб куда подальше от входа, и дежурный по факультету имел возможность в подробностях лицезреть немалое мужское достоинство Дубрика, отчасти прикрытое завалившимся на него штык-ножом. Сам же Дубрик за нашим хохотом не расслышал звука открывавшейся двери, и, лежа в гробу с закрытыми глазами, уже в воцарившейся тишине, продолжил начатый спектакль.

— Борисыч… прошу похоронить меня на пляже в парке Победы, с почетным караулом из начальников всех кафедр с палашами наголо, и троекратным салютом со всех кораблей Черноморского флота. Также прошу на мои похороны пригласить всех лаборанток с кафедры физики и электричества, особенно мясистую Танюшу из лаборатории ТОЭ.

В этот момент Расщепков вышел из состояния транса и вспомнил, что он офицер с двадцатью календарями за плечами.

— Я тебе, Дубровинский, сейчас твою мясистую часть оторву без наркоза!!! Дежурный говноголовый, бл… Встать!!!

Дубрик открыл глаза и, сообразив, что он не в самом одетом виде лежит ногами к рычащему дежурному по факультету, тем не менее презрев условности и отдав дань всем воинским уставам, сразу вскочил и, будучи все же в головном уборе, приложил руку к пилотке и бодро отрапортовал:

— Товарищ капитан 2 ранга, личный состав 131-й роты спит. Готовлюсь к ночному отдыху. Дежурный по роте старшина 2 статьи Дубровинский.

Чуть ли не булькающему от возмущения Расщепкову не оставалось ничего, кроме как принять доклад и тоже, скорее машинально, приложить руку к козырьку.

— Вольно, Дуб… блин… ровинский… твою мать. Хобот прикрой, чудовище прибрежное.

После этого он уже более спокойно повел глазами, и заметив в нашей кучке меня, коротко приказал:

— Белов, быстро в старшинскую. Всем, кто здесь есть, ждать на месте. Не пытайтесь заползти в кубрик, я всех запомнил… и этот… ящик убрать с глаз долой с центрального прохода.

В старшинской Расщепков, швырнув фуражку на стол, усевшись и закурив, поведал следующую историю. Оказалось, что старшим помощником дежурного по училищу сегодня заступил такой же, как и Коломаренко, флотский раритет, капитан 1 ранга Перминов. Страдая от возрастной бессонницы, он вместо того, чтобы чмокать губами на диванчике в дежурке, вышел на улицу перекурить. И надо же ему было это сделать именно в тот момент, когда нам пришлось на пару мгновений выскочить на свет, пересекая плац. Надо сказать, что увиденное впечатлило его до глубины души, а потому, опасаясь обвинений в старческом бреде и галлюцинациях, он обзвонил всех дежурных по факультету, тактично попросив незамедлительно осмотреть ротные помещения на предмет недавнего вноса в одно из них большого продолговатого ящика, при этом старательно и суеверно не произнося слово «гроб». И лишь только Расщепкову, прослужившему под его началом еще на действующем флоте лет десять, он доверительно сообщил, что видел четверых неизвестных, проносивших через плац самый настоящий гроб. Расщепков, на тот момент уже распластавшийся на шконке, мысленно чертыхнулся, и хотя абсолютно не поверил Перминову, как офицер исполнительный, привел себя в порядок и отправился осматривать казармы. И надо же ему было практически сразу обнаружить этот самый гроб, да еще с таким пикантным содержимым!

После своего рассказа дежурный как-то успокоился и даже нервно развеселился.

— Буду потом рассказывать… ха-ха. Не видел еще такого. Голый дежурный в гробу. Белов, а зачем вам гроб-то?

Теперь уже пришлось рассказывать мне. Расщепков, выслушав, ошалело покачал головой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Капут
Капут

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.

Курцио Малапарте

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная документалистика / Документальное
Вермахт «непобедимый и легендарный»
Вермахт «непобедимый и легендарный»

Советская пропаганда величала Красную Армию «Непобедимой и легендарной», однако, положа руку на сердце, в начале Второй Мировой войны у Вермахта было куда больше прав на этот почетный титул – в 1939–1942 гг. гитлеровцы шли от победы к победе, «вчистую» разгромив всех противников в Западной Европе и оккупировав пол-России, а военное искусство Рейха не знало себе равных. Разумеется, тогда никому не пришло бы в голову последовать примеру Петра I, который, одержав победу под Полтавой, пригласил на пир пленных шведских генералов и поднял «заздравный кубок» в честь своих «учителей», – однако и РККА очень многому научилась у врага, в конце концов превзойдя немецких «профессоров» по всем статьям (вспомнить хотя бы Висло-Одерскую операцию или разгром Квантунской армии, по сравнению с которыми меркнут даже знаменитые блицкриги). Но, сколько бы политруки ни твердили о «превосходстве советской военной школы», в лучших операциях Красной Армии отчетливо виден «германский почерк». Эта книга впервые анализирует военное искусство Вермахта на современном уровне, без оглядки нa идеологическую цензуру, называя вещи своими именами, воздавая должное самому страшному противнику за всю историю России, – ведь, как писал Константин Симонов:«Да, нам далась победа нелегко. / Да, враг был храбр. / Тем больше наша слава!»

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное