Читаем Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания полностью

— Белов… усрись, но полки к завтрашнему дню сделай. Как — меня не интересует, но чтобы были! Учить тебя не буду, ты же сержантом в войсках был.

После ужина я собрал старшин классов и обрисовал задачу, стоящую перед всеми нами. Доски. Нормальные. Обструганные. Можно некрашеные. Штук восемь-десять, метра по два. И сегодня. Пила, гвозди и молоток в роте имелись, да и умелые руки тоже. После бурного обсуждения оказалось, что вариантов выполнения этого, по сути, пустячного дела совсем мало. А по большому счету всего один. Училище наше, как известно, занимает целую бухту в славном Севастополе, и кроме него и трех десятков жилых домов поблизости ничего нет. Пилорамы в обозримой дали не наблюдалось. Так что оставалось только одно место, где можно было разжиться досками, — мастерские училища, располагавшиеся на его территории, выше учебного корпуса. Там были и механические, и деревообрабатывающие цеха, в которых практиковались курсанты-первокурсники. Работали в них гражданские, у которых выпросить что-то было трудно, да и рабочий день их к этому времени давно закончился. А потому, с учетом этих обстоятельств, мной было принято решение, выслать диверсионно-поисковую группу трофейщиков, которую я сам и возглавил.

На дело вышли после 24.00, когда уже прибыли все увольняемые и все дежурные по факультетам расселись по дежуркам заполнять журналы. После непродолжительного совещания я решил взять только четверых. Из расчета по четыре доски каждому, на полки хватало с избытком, да и нести было гораздо удобнее. Поход я решил возглавить лично, чтобы в случае задержания группы дежурно-вахтенной службой училища принять первый удар на себя. Нарядились в старые робы, без боевых номеров и гюйсов, вооружились фонарями, двумя молотками и топором и около половины первого вышли из казармы.

До мастерских добрались минут за пятнадцать без происшествий. Шли обходной дорогой, мимо лаборатории ДВС и вокруг камбуза и складов. Но, когда прибыли на место, нашу спецгруппу постигло обескураживающее разочарование. Около деревообрабатывающих мастерских не было даже щепок, не говоря уже о каких-либо досках. Вообще создалось впечатление, что гражданские сотрудники либо трудились в полном соответствии с кодексом строителя коммунизма и даже щепок не оставляли, либо они просто ничего не делали и тех же самых щепок просто не производили по определению. После тщательного, по-квадратного осмотра двора мастерской с фонариками, на ощупь и по периметру группа пришла в уныние. Наш партизанский рейд по тылам училища оказался неудачным, и завтрашний день грозил обернуться новой «торжественной поркой», как со стороны Заславского, так и со стороны командира роты.

— Борисыч, а давай я тут вокруг пошарахаюсь, может, чего и найду.

Валера Гвоздев, мой друг, человек неугомонный, юркий и верткий, сдаваться сразу не хотел, а потому, когда мы обреченно расселись на крыльце мастерской перекурить перед обратной дорогой, проявил нездоровую для военнослужащего инициативу и, засунув в рот сигарету, рванул куда-то за угол мастерской.

— Может, сходить к овощехранилищу… там доски из-под ящиков овощных всегда валяются.

— Да они все засраные этими помидорами гнилыми… лучше по дачам прошвырнуться.

Пока мы грустно делились неосуществимыми проектами, потягивая зажатые в кулаках сигареты, Валера явно время не терял и, неожиданно нарисовавшись из темноты, как заправский следопыт, почему-то шепотом сообщил:

— Мужики, там на торце окошко на чердак этой богадельни. Без рамы и стекол. Может, вы меня подсадите… посмотрю. может, есть чего.

Вариантов было немного, и мы, затушив окурки, двинулись за Гвоздевым.

Окошко на чердак располагалось не так уж и высоко, метрах в трех от земли. Мы подсадили Валеру, и он, подтянувшись, скрылся в темном проеме. Пару минут оттуда доносился шорох, а потом в свете наших фонарей появилась голова Гвоздева.

— Мужики… бл… тут гроб стоит… новенький… еще даже материей необитый.

Мы офонарели. Чего-чего, а вот возможности производства в нашем высшем военно-морском учебном заведении гробов никто предполагать просто не мог. Теперь подсаживали уже меня. В отличие от спортивного и сотканного из мышц и сухожилий Гвоздя, я уже тогда обладал небольшим пивным животиком и преодолел путь на чердак, не в пример Валерке, тяжело и с придыханием. Но то, что я увидел там, стоило того. На засыпанном опилками полу чердака, на импровизированной подставке из нескольких кирпичей и правда стол гроб. Довольно большой и рассчитанный на человека с ростом явно выше среднего. Отсутствие на чердаке чего-либо другого, стропила, косые своды крыши и мерцающий свет наших фонарей, вообще, создавали на чердаке атмосферу какого-то средневекового вурдалачьего романа, отчего нам с Валеркой даже стало немного не по себе.

— Борисыч, давай решать побыстрее… неуютно тут как-то, бл…

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Капут
Капут

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.

Курцио Малапарте

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная документалистика / Документальное
Вермахт «непобедимый и легендарный»
Вермахт «непобедимый и легендарный»

Советская пропаганда величала Красную Армию «Непобедимой и легендарной», однако, положа руку на сердце, в начале Второй Мировой войны у Вермахта было куда больше прав на этот почетный титул – в 1939–1942 гг. гитлеровцы шли от победы к победе, «вчистую» разгромив всех противников в Западной Европе и оккупировав пол-России, а военное искусство Рейха не знало себе равных. Разумеется, тогда никому не пришло бы в голову последовать примеру Петра I, который, одержав победу под Полтавой, пригласил на пир пленных шведских генералов и поднял «заздравный кубок» в честь своих «учителей», – однако и РККА очень многому научилась у врага, в конце концов превзойдя немецких «профессоров» по всем статьям (вспомнить хотя бы Висло-Одерскую операцию или разгром Квантунской армии, по сравнению с которыми меркнут даже знаменитые блицкриги). Но, сколько бы политруки ни твердили о «превосходстве советской военной школы», в лучших операциях Красной Армии отчетливо виден «германский почерк». Эта книга впервые анализирует военное искусство Вермахта на современном уровне, без оглядки нa идеологическую цензуру, называя вещи своими именами, воздавая должное самому страшному противнику за всю историю России, – ведь, как писал Константин Симонов:«Да, нам далась победа нелегко. / Да, враг был храбр. / Тем больше наша слава!»

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное