Стоп. Снято! Фотограф СССР (СИ)

В руке у Виталика винная бутылка. Он запрокидывает голову, вливая в глотку последние капли, и я вижу этикетку портвейна "три топора".

Он резко бьёт пустой бутылкой о каменный угол скамейки. В руках остаётся "розочка" с отколотыми краями. По запястью Виталика стекает кровь. Он порезался, но этого не замечает.

— Гниды, — он поднимает на нас залитые красным глаза, — из-за вас меня из редакции уволили. Вы мне, суки, жизнь сломали.

Глава 9

Слышу, как визжит Подосинкина. На автомате делаю шаг вперёд, отодвигая её за спину.

— Виталий, не дури, — говорю. — Только хуже себе сделаешь.

— Твари! — вопит он.

На рецидивиста бывший фотограф непохож и пользоваться своим оружием не умеет. Просто тычет им в мою сторону. Пугает. "Розочка" — штука скверная. Убить ей трудно, зато искалечить можно запросто. Куски стекла, обламываясь, имеют обыкновение оставаться в ране.

Изображать из себя супергероя крайне не хочется. Это в кино можно выбить из рук нож с прыжка. В реальности, шанс заполучить острую штуку себе в бок крайне высок. Не тянет моя физподготовка на такие манёвры.

Я дожидаюсь очередного истеричного крика и швыряю Виталику в лоб остатки мороженого. Машинально он поднимает левую ладонь, чтобы заслониться. Пользуюсь секундной заминкой и хватаю его двумя руками за правое запястье. Выкручиваю книзу и повисаю как терьер. Вот так… подальше от себя опасную хреновину.

Пыхтим и боремся с ним, словно пацаны на школьной перемене. Какой там бокс, какое карате?!

— Отпусти, сука! — ноет он.

—Брось! — отвечаю.

Боец из Виталика никакой. Он щуплый и дохлый. Но и я его не сильно опережаю. Встретились два дрища.

— Отстань от него! Отстань! — отважная Подосинкина лупит алкаша по голове сумочкой.

Так как мы не стоим на месте, прилетает и мне. Со стороны, наверно не слишком понятно, кто и от кого должен отстать.

Потихоньку подталкиваю Виталика к лавочке. Он пьяный и хуже стоит на ногах, так что у меня явное преимущество. Лавочки в парке сделаны в виде трёх основательных бетонных тумб, на которых закреплены разноцветные деревянные бруски. В наше время их назвали бы антивандальными. Такую с места точно не сдвинешь.

Когда мы оказываемся рядом, бью дебошира запястьем о тумбу. Один удар… второй…

— Больно, гад!

"Розочка" падает на асфальт. Распрямляюсь, чтобы утихомирить Виталика. Теперь, когда целостности моего организма ничего не угрожает, это сделать проще. Слышу уже знакомую мне трель милицейского свистка. Бывший фотограф тут же перестаёт сопротивляться, словно у него батарейки заканчиваются.

По аллее к нам спешат двое патрульных. С облегчением выдыхаю. А вот и кавалерия подоспела.

— Скорее, — кричит Подосинкина и машет им рукой, — на нас алкоголик напал!

Мы с Виталиком стоим, опустив руки. У меня порвана рубашка. То ли он всё-таки задел её своей долбаной "розочкой", то ли сама порвалась, от натуги. И скула болит. Фотограф задел её локтем или плечом. У Виталия рукав пропитался кровью, на земле следы капель. Порезался, когда бутылку разбивал, идиот.

Оба патрульных с погонами сержантов. Один выслушивает Подосинкину, второй отходит чуть в сторону:

— Волна… волна… — бубнит он, — я чайка-три… нужен наряд на Юношескую… Молодёжный парк… какой номер?.. сказал же, парк… да… приём...

Чёрная коробочка рации у него на портупее шипит неразборчиво. Сержант тоже ничего не понимает, сердито хмурится и повторяет на тон громче…

— ПАРК!.. МОЛОДЁЖНЫЙ!.. приём… да!

Сама рация размером с солидный кирпич висит у него на поясе. Рядом такого же размера потёртый металлический блок, выкрашенный чёрной краской. Аккумулятор, наверное.

Не ценим мы современные мобильные телефоны, ох не ценим!

Сам сержант чрезвычайно горд своей техникой. Он заканчивает переговоры и возвращается к нам. Мы с дебоширом молча садимся на лавку, дожидаться наряд.

—Товарищ сержант, — показываю на кровь, — человеку помощь оказать надо.

— Это ты его порезал? — спрашивает милиционер.

— Он сам себя.

— Ну-ну, — сержант недоверчиво качает головой. — Сейчас патрульный автомобиль приедет, и окажут.

Становится понятно, что дело затягивается. Опрашивать будут, потом протокол писать. Плохо это. Через полчаса нам надо быть у "Дома Печати". Нас Молчанов дожидаться будет.

— Товарищ сержант, нам начальство предупредить надо, — говорю, — мы из Берёзовского района. Нам сегодня назад возвращаться.

— Кому надо, предупредят, — равнодушно бросает он.

Проходит минут десять, и к нам подкатывает милицейский "бобик". В этом транспорте мало что изменилось. Разве что цвет. Теперь он, обычно, болотно-зелёный с синей полосой, а у этого канареечно-жёлтый, и на полоске написано "Милиция".

Оттуда выскакивает молодой и весёлый старлей.

— Что тут у нас?

— Пьяная драка. — отвечают ему.

— Пакуйте.

Меня бесцеремонно подхватывают под локоть и волокут к машине.

—Вы всё неправильно поняли! — волнуется Марина.

— Гражданочка, не мешайте, — улыбается старлей, оглядывая её с головы до ног, — хотите дать показания?

— Хочу!

— Тогда поедемте! — он распахивает перед блондинкой дверь "бобика".

— Марина, не надо! — втолковываю ей, — лучше Молчанова найди!