Стоп. Снято! Фотограф СССР (СИ)

— Только тебя на фотографии нет, —добавляет Подосинкина.

— А я за славой не гонюсь, — вру я.

Как раз слава мне и нужна. Просто всему своё время.

Кукурузник, словно желая расквитаться с нами за прошлый рейс, на обратном пути собирает все воздушные ямы. Нежная редакторша не выдерживает. Она подхватывает бумажный пакет и удаляется в хвост салона, чтобы не смущать нас зелёным лицом и сомнительными звуками.

Мы с Молчановым переносим тяготы перелёта стоически. Уже после приземления я вижу, что он прячет в портфель сделанную мной фотографию, словно рассматривал её, пока был в воздухе.

Служебная Волга развозит нас по домам. Сначала, разумеется Молчанова, потом Марину.

— Альберта отвезёте?

— Насчёт него распоряжений не было, —бурчит водитель.

— Да мне идти тут три минуты, — отказываюсь.

Волга уезжает, а мы ещё стоим с Подосинкиной у её калитки. Проишествия сегодняшнего дня странным образом сблизили нас, словно мы давно знакомы. И всё же я остаюсь для неё парнем минимум на шесть лет моложе, в старомодных ботинках и рваной рубашке. Таким говорят: "вот встретиться бы нам лет через пять, когда ты вырастешь...". Но через пять лет их, естественно, никто не помнит.

Спасибо тебе, Альберт Ветров, — говорит она, — большое комсомольское спасибо.

Решившись, няша быстро чмокает меня в щеку и не оборачиваясь уходит в дом.

Я иду по улице, думая о том, что этот безумный день наконец заканчивается. А завтра с утра экзамен. Сочинение.

Мама встречает меня на пороге.

— Ты где рубашку порвал, ирод?! — заводится она, — из-за Лидки подрался?! Головы у тебя нет!

Нет, покой мне только снится!

Глава 10

Сочинение проходит буднично. Ни, тебе, обысков, ни металлоискателей, ни видеокамер. Парты стоят в самой большой школьной рекреации на втором этаже. Каждый ученик сидит за отдельным столом.

Стол экзаменационной комиссии заставлен огромными букетами. Я сам нарвал целый "веник" люпинов в собственном дворе. С цветами в Берёзове проблем нет. Выпускники шушукаются между собой, что чем больше букетов, на столе, тем легче будет списать.

За столом сидят наша классуха и литераторша Ульяна Дмитриевна, две незнакомых мне учительницы, и обязательная в таком важном деле Степанида.

Нам, как большую ценность, выдают проштемпелёванные печатями листки в линейку. На отдельно стоящем столе лежат простые листы — для черновиков. Бери сколько хочешь.

Ульяна торжественно открывает конверт и зачитывает темы.

Жизненные университеты Павки Корчагина… Сатира Гоголя как обличение крепостничества… Образ "нового человека"…

На стол с черновиками тут же помещают томики упомянутых произведений. Можно освежить память и выбрать цитаты. Очень гуманно, с моей точки зрения.

Ещё в детстве я слышал, что в советской школе использовали только перьевые ручки, но к этому времени подобная мода, судя по всему, прошла. Пишем мы самыми обычными, шариковыми.

Моторика досталась мне в наследство от Альберта, и чуть-чуть потренировавшись я полностью восстановил его почерк. Дома оставался полный набор тетрадей, так что у меня была возможность сравнить.

К делу я подошёл серьёзно и ради этого пожертвовал кассетой "Песняров" из домашней фонотеки. В "Весне" был плохонький встроенный микрофон, и я надиктовывал себе тексты из учебника по литературе, старательно делая паузы, а потом устраивал себе диктанты.

Тему я выбираю самую безопасную и на четырёх страницах стебусь над тупыми помещиками города NN. Писать легко, словно с натуры. Либерализация, приватизация, нацпроекты и гранты показали, что ничего в стране за полторы сотни лет не поменялось, а новым Чичиковым всё равно, что покупать: "мёртвые души", ваучеры или акции МММ. Куда ты скачешь, Русь-тройка?

Про это я, конечно, не пишу. Сочинение получается идеологически выверенным, с умеренной критикой царизма и гротескным описанием его уродливых черт.

—Алик… Алик! — Лидка тычет ручкой мне в спину. — Как правильно: "узкаколейка" или "узкокалейка"?

Лиходеева выбрала себе "Как закалялась сталь". Никогда не понимал этой истории, в которой молодой парень превращается в инвалида из-за чужой административной тупости. Это же не сталь получается, а ржавчина. Труха.

— Узкоколейка.

— Как?!

— Ко-ко! Как курица!

— Я курица?!

— Лиходеева! — голос Степаниды перекрывает всю рекреацию, — я всё слышу!

— В книге глянь.

— Точно!

Лида встаёт и, виляя попой, дефилирует к столику с книгами. Мужская половина класса судорожно сгладывает. Понятно, что сучка. Но гормоны… гормоны…

— Алик, а что такое "новая мораль"?

Тебе бы понравилось, думаю, но вслух не говорю. Мало ли что эта оторва с моих слов накалякает.

— Лучше не пиши про это.

— Ладно… А кто у него был, Тая или Тоня?

— Обе.

— Ого!

— Лиходеева!!!

Первой работу сдаёт Алла Кущина. Следом встаю я. Перед смертью не надышишься, а писать я закончил и ошибки проверил несколько раз. А соседство с Лидой грозит тем, что нас двоих выгонят с экзамена, не засчитав результаты.

— Уверен? — спрашивает Ульяна, — может, перепроверишь? Время есть.

— Уверен.

Лида провожает нас с Кущиной ревнивым взглядом. Семена сомнения бурно прорастают в её темпераментном сердце.