Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2

— Так расспроси его завтра, — нахмурился Молчанов, — парень он перспективный, но мне в районе непонятки не нужны. Надави, там. Припугни. Ты же мент, что я тебе объясняю… Если “варягов” из области вызывать придётся, мы их должны встретить с готовой версией, а лучше с подозреваемым. Ты меня понял? Тогда действуй.

* * *

— Какой рюкзак, Алик, ты бредишь?!

Переигрывает Лиходеева. С такими данными точно не поступит ни в какое актёрское. Даже в несчастном Белоколодецком техникуме. Глазки округлились, реснички хлопают, даже верхняя губка изогнулась от возмущения.

— Лида, — говорю, — ты забыла наш забор? Он даже курицу не удержит, через него видно насквозь. Если ты у дома была, значит, видела всё. И меня, и убийцу этого недоделанного. И шум бы подняла сразу, не успел бы я кровью истечь. Ты там, как в кинотеатре сидела.

— Ты неправильно понял, — тут же “переобувается” Лида, — я только шла с тобой разговаривать.

— В час ночи? — удивляюсь. — Я к дому подходя, специально на часы посмотрел. Было пятнадцать минут первого. Тебе настолько не спалось, что ты решила среди ночи пойти меня разбудить?

— Я, вообще-то, тебе жизнь спасла, — переходит в наступление Лида, — если бы не я, ты к утру бы уже окочурился.

Она психует, но уходить не собирается. Руки сложены на груди, подбородок опущен, типичная “поза защиты”. И глаза честные-честные…

Хороший фотограф должен уметь “читать” людей. Поза — это лучшая иллюстрация к тому, что творится внутри. Верно и обратное, поставь человека в правильную позу, и зритель увидит на фото то, что нужно: любовь, страсть, ненависть или отчаяние.

Так вот, сейчас Лида боится. Поэтому и не уходит, ей важно понять, что я знаю, а мне — что знает она. Такая вот у нас дуэль вопросов. И будущая актриса “больших и малых театров” всерьёз надеется её выиграть.

— Помню про это и ценю, — киваю ей, — и очень рад, что ты в этой ситуации сделала правильный выбор. Но тебя не удивляет, что грабитель взял рюкзак с неизвестным содержимым и побрезговал часами, за которые можно в любом ломбарде верный полтинник получить?

— Откуда я знаю! — фыркает брюнетка, — Это ты у нас Шерлок Холмс. Или ты думаешь, что это я тебя ножом пырнула?! Так вот, знаешь, Альберт Ветров, много чести!

— Нет, не ты, — отвечаю спокойно.

— Тогда нахрена мне твой рюкзак?! — говорит она победно. — На светлую память?!

— Нет, ты взяла его, потому что ты не дура, — отвечаю. — В отличие от этого недоделанного убийцы. Вот только при этом ты совершила серьёзную ошибку. Но и за это тебя винить нельзя, я сам этого не знал… Мне Грибов объяснил.

“Не дура” в данном случае звучит как комплимент, и падкая на лесть Лида тут же на это покупается.

— Какую, — говорит она. — В чём ошибка?

Словно только что не уверяла, что не имеет к пропаже рюкзака ни малейшего отношения.

— Ты взяла его, чтобы отвести подозрение от нападавшего, — объясняю. — Если ничего не пропало, значит, нападение случилось по личным причинам. Месть, ревность, личная неприязнь… А так, если вещи пропали, значит сотворил это человек посторонний. Вот пусть и ищут его как ветер в поле, правильно?

— Ну и зачем это мне? — интересуется Лида.

— Потому что ты знаешь, кто это сделал, — говорю, — или подозреваешь, что почти одно и то же. Поэтому и возле моего дома в нужное время оказалась, и рюкзак прихватила. Вот только делаешь ты при этом “медвежью услугу”. Под статью подводишь. Разбой, штука серьёзная, — почти цитирую Грибова. — Тут и до высшей меры недалеко. А уж сидеть ЕМУ в случае пропажи вещей придётся далеко и долго. Это я тебе обещаю.

— Глупости говоришь, — отвечает Лида не слишком уверенно, — Никого я не знаю. Ты, Алик, фильмов насмотрелся. Кому это “ему”?

— Лиходеева, — говорю, — ты правда считаешь, что я, глядя в упор, лица не рассмотрел?

— Почему же тогда сказал, что не видел? — окончательно теряется она.

— Вот об этом дома подумаешь, — говорю, — А рюкзак верни. Лучше всего сама в милицию отнеси. Скажи, что ночью для сохранности прихватила, а утром от волнения забыла про него.

— Они решат, что я идиотка, — пытается спорить она.

— Лучше идиотка, чем соучастница.

На это трудно возразить, так что Лида только хмурится. Дальше разговор не клеится, на Лиходееву нападает задумчивость, а я слишком устал.

— Почему ты не сказал? — спрашивает она перед уходом.

Очевидно, этот вопрос никак не даёт ей покоя.

— Не твоё дело, Лида, — не слишком вежливо отвечаю ей, — В следующий раз в подобной ситуации просто не встревай.

— Никакого следующего раза! — передёргивает её, — как вспомню тебя в крови и неподвижного… Не вздумай умирать больше, понял?

— А то что? — подначиваю её.

— Сама прибью, — говорит она вместо прощания.

— “Советское фото” принеси завтра! — кричу ей вслед, — Или хотя бы “Технику молодёжи”!

После ухода Лиходеевой проваливаюсь в сон, но сейчас уже этому благодарен. Скучно.