Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2

— Ты что, в Белоколодецке никогда не был?

— Был, — говорит. — Семь лет назад к родне ездили. Только я тогда в машине сидел и не видел ничего. Один двор и квартиру, и всё.

— Я тебе потом экскурсию проведу, — говорю. — «Белоколодецк — город контрастов».

— Не врёшь? — Жендос цепляется за моё шутливое обещание.

Город поражает его в самое сердце. Поток машин, который мне кажется жидким. Высокие дома в девять или даже в двенадцать этажей. Люди, девушки модно и зачастую легкомысленно одетые.

— Алик, погоди! — мой веснушчатый приятель спорит с удивительно симпатичной продавщицей мороженого, — Если нам две порции, то с вас две копейки сдачи! Как это нет?! Обязаны быть! Я тогда под расчёт дам…

Он достаёт упакованную в мешочек горсть мелочи и деловито вылавливает из него сверкающие медью копейки.

Продавщица, совсем ещё юная девчонка, больше глядит по сторонам, чем на него. Она темноволосая, кучерявая и губастая.

— На практике, что ли? — спрашиваю.

— А вы сами откуда? — интересуется в ответ, рассматривая наши рюкзаки

— С Берё… — открывает рот Женька.

— Мы с Эльбруса! — перебиваю приятеля. — Только вот с поезда. Две недели среди скал и снегов на высоте семь тысяч метров над уровнем моря.

— Ох, — говорит продавщица, — ничего себе… а море я люблю.

— Там нет моря, — поправляю её, — только льды и опасность.

Зная, что не увижу эту девушку больше никогда в жизни, поэтому вру вдохновенно и от чистого сердца.

— Вот у людей жизнь интересная— вздыхает она, — а я на практике, да. Скука смертная.

— Училище?

— Техникум торговли и быта, — даже немного обижается она.

— Вот кого вам нужно, — подталкиваю вперёд Женька, — У него всегда копеечка к копеечке. Лучший студент будет.

— А что? — та смотрит с интересом, — у нас парней всегда недобор.

Под её оценивающим взглядом Женька краснеет.

— Ты чего? — тычет он меня локтем.

— Решайся, — говорю, — прикинь, много ли девушек будет в твоей «Рязанке»? Так и будешь четыре года на фельдшерицу дрочить?

Я нарочно сгущаю краски. В жизни курсанта бывают, конечно, и увольнительные, и другие весёлые мероприятия самовольного характера. Но с бизнесом в казармах придётся завязать, а терять Жендоса на несколько лет я не хочу.

И это не чисто эгоистический порыв. Его судьба после десантного училища становиться туманной. Это в той жизни Евгений Ковалёв отделался потерей ноги. А здесь может повернуться как угодно. Будущее не предопределено, в этом я убеждаюсь каждую минуту.

Молоденькая продавщица слышит наш разговор и хихикает.

— Невесты у нас найдутся, вы не сомневайтесь.

Пунцовый Женька утаскивает меня за локоть.

— Какой Эльбрус?! — возмущается он, — какой техникум?!

Так у тебя же талант к торговле, — говорю, — его в землю зарывать преступно. Может, однажды ты станешь… — вовремя останавливаю крутящееся на языке слово «олигарх», — … директором ГУМа!

Женька становится задумчивым. Словно у него в голове крутятся мозговые подшипники и шестерёнки.

— А в «Рязанке», правда, девчонок нет? — спрашивает.

— Откуда они возьмутся, — говорю. — Да ты не переживай. Я слышал, там в чай бром добавляют. Чтобы, значит, ничего от тренировок не отвлекало и в самоволки не тянуло.

Мой приятель скучнеет. Понятно, что так быстро с решения я его сбить не смогу, но червячок сомнения посеян.

Кусая самый вкусный в мире советский пломбир, мы добираемся до центра. Барыги на площади только собираются. Разглядываю их через проспект. Мы с Женьком спрятались в тени автобусной остановки. Вроде на виду, а глаз не цепляется.

Книголюбы выстраиваются вдоль низкого ряда кустов, который отделяет газон от тротуара. Все они выглядят в разной степени потрёпанными жизнью. Странно, учитывая их доходы. Либо шифруются, либо как наркоманы спускают всё на пагубную страсть к печатному слову.

Наш друг появляется позже всех. Вид у него грустный. Очевидно, похмелье. Недостатки «свободного графика». Бухнуть можно в любой день, начальство не заругает.

Рядом с «книжниками» тусуются меломаны. Вижу стройную фигурку Кэт, сегодня она в большой пляжной шляпе, тёмных очках и, традиционно, босиком. Воротила подпольной звукозаписи разложила на траве плед, и сейчас восседает на нём, словно на пляже в Сен-Тропе.

На тротуаре ближе к народу суетятся долговязый и Джон. Тот красуется с героическим белым бинтом вокруг башки. Прямо товарищ Щорс из песни: «Голова обвязана, кровь на рукаве».

Эта компания задолжала мне кассету и пару тысяч нервных клеток. Знакомство с Кэт я считаю перспективным. Это не мой «книголюб», она вращается в кругах, где можно будет «достать» импортную технику и редкие расходники. Ловлю себя на том, что мыслю категориями эпохи дефицита. Приживаюсь.

Что с ними делать — непонятно. Ирина с волосами шведской поп-звезды и отрава в пепси-коле встали между нами.

Джон проявил самодеятельность? Повёлся на пачку денег в моём кармане? Решил наказать за то, что Кэт проявила ко мне слишком много внимания? После недолгого знакомства мне показалось, что он ходит в числе её фаворитов. Ревность — повод не хуже, чем ограбление. А уж когда сразу двух зайцев…