Спешу покинуть эту парочку, а то Димон уже начинает вращать зрачками, ища в Натахиных словах подвох и повод для ревности.
Татьяна обижается на меня за угрозу насчёт плёнок, поэтому стоит надув губы и гордо приподняв подбородок. Её это только красит, так что я цинично откладываю объяснения до более поздних времён.
Я ставлю пару под углом к солнцу. Контровой свет золотит невесте волосы, придавая объём без всяких расфокусов и чётко «отбивая» фигуру от задника.
— Женёк, поднимай и наводи на них солнечного зайца.
— Нифига себе заяц, — поражается тот. — Это целый солнечный кабан!
Большое пятно отражённого света накрывает молодожёнов целиком, высвечивая лица, убирая тени и давая идеальную ровную картинку.
— Солнечный кабан! — не выдерживая прыскает Татьяна, — да ты сам представляешь себе солнечного кабана?!
Хохочем всё вчетвером. Если вчерашние кадры на этих скалах были возвышенными и романтичным, то сейчас молодожёны жизнерадостны и полны позитива. Нельзя повторить то, что уже случилось. Войти в ту же реку или отснять ту же сцену. Жизнь, это вечное изменение. Этим она и прекрасна.
Краем глаза слежу за Авдеевой-старшей. Я рассчитывал получить в её лице сторонника, который будет меня продвигать. Получил практически врага. Уверен, что она злопамятна. И всё же чувствую, что её ещё можно перетянуть на свою сторону.
Для этого нужен «вирусный» снимок. Тот, что не оставит равнодушным её простую и упёртую натуру. Которым она будет хвастаться перед знакомыми.
И я выпускаю джинна из бутылки.
— Татьяна, — говорю, — протяни ладошку. Чуть вбок, словно на ней что-то лежит.
Нет, мне ни чуточки не стыдно. Стоп. Снято!
— А бумеранг так и не бросили, — сокрушается Димон.
— Ветра не было, — объясняю, — без ветра он бы не вернулся.
— Эх…
Жендос хохочет. Я украдкой показываю ему кулак. Только разочарованного свидетеля нам не хватало для полного счастья. Свадьба катится к своей кульминации, к апогею, к коде.
Уже сказаны тосты, принесены подарки, сорваны глотки в криках «горько», и подъедены салаты.
Столы накрыты прямо в школьном спортзале. Над головой у молодых висит баскетбольное кольцо, но это смущает только меня. В сервировке административный ресурс переплетается с сельским изобилием. Деликатесные шпроты соседствуют с домашним салом, а дефицитные крабовые палочки с гусём начиненным яблоками.
Молодёжь пляшет на улице под «АББУ». Колонки установлены прямо на школьном крыльце. Гостей постарше в зале развлекает гармонист. Уже спет «Ой мороз… мороз…» и «Виновата ли я…».
Подвыпившие дамы заводят «Огней так много золотых…», многозначительно поглядывая на парней. Те стойко игнорируют намёки, сражаясь с алкоголем. Битва выходит неравной.
Поначалу я ещё пытаюсь делать снимки несмотря на лезущий в кадр спортинвентарь. Но скоро лица гостей теряют солидность, а фоторепортаж становится похож на компромат.
Авдеева-старшая сменяет гнев на милость и усаживает нас с Женькой за стол. Не покормить фотографа или бояниста в те времена, всё равно что в дремучие Средние века не поставить мисочку с кашей для домового. И то и другое — может здорово попортить карму.
Нас по очереди пытаются напоить: свидетель Дима, отец невесты Михаил, отец жениха, имя которого я не могу запомнить вместе с приятелем с отвисшими усами, свидетельница Натаха с подружками, и ещё какие совершенно незнакомые люди.
Мы с переменным успехом сопротивляемся, но всё же несколько стопок каким-то волшебством оказываются во мне. Голова шумит от усталости и недосыпа. Тёплая водка ситуацию не улучшает.
Хочу выйти проветриться, а лучше смыться под благовидным предлогом. На пороге меня перехватывает свидетельница.
— Альберт, мне нужна твоя помощь.
Свидетельница уже изрядно навеселе. Её упитанные щёчки разрумянились, а глаза приобрели шалый блеск.
— А Дима помочь не может? — говорю. — Он, как бы, свидетель. Ему по должности помогать положено.
— Ой… — пренебрежительно машет рукой Натаха, — да какой с него толк? Зенки залил свои и песни горланит.
Грудь бодипозитивной свидетельницы повторяет вслед за рукой возмущённый жест. Я с трудом могу отвести взгляд. Вру, не могу. Его притягивает как магнитом. Можно сколько угодно восхищаться идеальными пропорциями, стройностью и изяществом. Но есть в таких выдающихся формах что-то, что минуя сознание действует сразу на организм. Какой-то древний и могучий инстинкт.
Натаху моё внимание ничуть не смущает. Скорее наоборот.
Странно, свидетеля Диму я видел совсем недавно. Выглядит он для своей непростой роли вполне бодро. На ногах стоит, выражается связно — что ещё надо?
— Это ведь ненадолго? — уточняю. — Скоро ведь торт вынесут. Мне надо присутствовать.
— Ой, да успеется, — снова машет она. — Мы мигом.
Ещё одно магическое покачивание вторит её словам.
До торта ещё прилично, но я не люблю, когда меня вмешивают во всякую свадебную суету. Туфли, свидетельства — это всё развлечения для гостей, я же здесь наёмный работник.
— Если мигом, то ладно, — сдаюсь я этому сиськогипнозу. — Что сделать надо?