Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3

— Я жизнь повидал, — не принимает мой тон Митрич, — и скажу тебе, что аппарат, это такая машина… Бульдозер! Ледокол! Проедет по тебе и не заметит. Ты поломанный лежишь, а она дальше попёрла.

— А кто ломать будет? — усмехаюсь, — Молчанов? Орлович?

Разговор задевает меня за живое. И дело не в том, что он пытается меня переубедить. Мне неприятно видеть страх в глазах пожилого фотографа, прошедшего войну и видевшего наверняка куда более жуткие вещи, чем мягкий, пухленький Орлович, или Игнатов с печальной верблюжьей харей.

Пускай это страх за меня, всё равно неприятно.

— Найдётся кому, — вздыхает Митрич, — это ведь не один человек. Имя им — легион, — говорит он зло и непонятно.

— Не переживай, Митрич, — я залихватски и дурашливо улыбаюсь, — к девушке я ездил. Фотографировал. Красивая девушка! Да ты сам увидишь, если помочь мне согласишься. Проявишь плёнки?

— Горбатого могила исправит, — улыбается в ответ он, — чуть на тот свет не отправился, а ему всё девки на уме. Что тебе, наших мало? Уже в область повадился?!

— Ну, ко мне они, как к тебе табунами не ходят, — отшучиваюсь, — приходится побегать. Так поможешь?

— Куда я денусь? — Митрич особо не сопротивляется, постепенно я втягиваю его в товарно-денежные отношения, — скоро надо?

— Чем быстрей, тем лучше, — я выгружаю кассеты, отснятые на свадьбе и на последней фотосессии с Кэт, — я и так в больнице провалялся, а люди ждут.

— Тогда сегодня вечером, — кивает он, — мне ещё этих клуш отснять надо, а то они мне дверь сломают. — Да иду я, иду, оглашенные! — кричит он, приоткрывая коморку.

Попрощавшись с Митричем и получив очередную порцию внимания от его посетительниц, я спешу к Женьке.

С ним я толком не общался с самой свадьбы. В больнице он меня навещал, но нам всё время мешали нормально поговорить, а большинство наших общих тем не терпело посторонних ушей.

Разговор со старым фотографом оставляет в душе неприятный осадок. Несмотря на жаркий день и царящее в воздухе летнее послеполуденное безделье, где-то в районе позвоночника поселяется неприятный холодок.

Митрич озвучивает то, что пришло бы в голову любому человеку этого времени. И, что самое главное, в этом уверены сами аппаратчики. Тому же Молчанову или Игнатову и в голову не придёт, что я рискну дёрнуться, а тем более вести против них какую-либо игру. Перепсихую и смирюсь.

Кажется, только после слов Митрича я понимаю, почему эти люди поддерживают Орловича, который по моим меркам повёл себя идиотски, подставив всех. Он — человек «системы», он свой, поэтому надо до последнего держаться вместе и выгораживать друг друга. Не выдавать «своих».

Потому и Комаров кинулся забирать у меня плёнки. Никто ему не приказывал. Попросили… намекнули… Значит, так надо.

Надеюсь, что я смогу устроить им сюрприз.

Женька вываливает на меня шквал эмоций, тут же прогоняя из головы всю хмарь. Позавчера он всё-таки набрался храбрости и вывез практикантку Юльку покататься на мопеде, который очень удачно «сломался» в полях. Теперь он делится со мной подробностями, которые ограничиваются фразой: «ну и я, в общем, того…».

Зато его горящие от восторга глаза договаривают остальное.

— Тогда поехали к твоей Юльке, — предлагаю я, — навестишь её.

— Просто так? — того охватывает странная робость.

— Нет, — говорю, — повод есть.

Рассказываю ему об аресте Серёги и о нашем с Николаем расследовании. Женька от хохота едва не надрывает живот. Даже его бабка выглядывает из окна, убедиться, всё ли в порядке.

Правда, тот факт, что мы его не взяли с собой, Женьку огорчает. Но он слишком отходчивый человек, чтобы таить обиды. А когда узнаёт, что я припахал ненавистных ему «слонов» на ремонт крыши, его радость не имеет предела.

До лагеря археологов он везёт меня так аккуратно, словно хрустальный сервиз. Хотя после знакомства с мамой Кэт и ее хирургическими инструментами, чувствую я себя гораздо лучше. Бок уже не напоминает о себе болью, а проспав целые полсуток, я чувствую себя значительно свежее.

Нас приветствуют, как триумфаторов. Забыв прежние обиды, бегут здороваться и хлопают по плечу. Я подталкиваю вперёд Женька. К таким бурным восторгам мой организм ещё не готов.

Даже Аникеев высовывает свою косматую голову. Сам я не видел, но Николай рассказал, что профессор ездил в райотдел, вызволять своего студента, но не преуспел.

— Чинить крышу? — удивляется он, — и эти обалдуи согласились?

— Если вы отпустите.

— Да, пускай идут, — соглашается профессор, — новые раскопы мы делать уже не будем. Надо будет после практики лагерь снимать, это их обязанность. Но это, когда все остальные в город вернутся. А на ближайшую неделю — забирай, — машет он рукой. — Не могут башкой работать, пускай руками поработают. Но… — Тут он поднимает палец и хитро смотрит на меня, — ты кое что обещал.

Действительно, обещал. Ещё когда отпрашивал девчонок к нам на пикник, вызвался сфотографировать самые яркие находки в камералке.

И не отвертеться уже, и время поджимает. До конца практики остаётся неделя. Да и больничный у меня, а, значит, много свободного времени, которое можно потратить с пользой.