Он опрокидывает в себя коньяк словно водку. Я, как полагается вежливому молодому человеку, делаю то же самое в несколько глотков.
На пороге появляется Силантьева. Её лицо светится лукавством. «Посмотрите, кого я вам привела», говорит её взгляд.
За её спиной я вижу физиономию Игнатова. Кажется, он изумлён не меньше меня.
— Владя, ты ведь знаком с Альбертом? — не то утверждает, не то спрашивает Мария Дмитриевна.
— Не просто знаком, — заявляю, неожиданно даже для самого себя, — товарищ Игнатов для меня, как второй отец! Дал мне, можно сказать, путёвку в жизнь!
«Коньяк вас превращает в бунтаря…». Поаккуратнее надо впредь с алкоголем. Организм молодой, реагирует бурно.
— Владюша, а почему я не знаю про твоего названного сыночка? — звучит женский голос.
Его вполне можно назвать бархатным. Низкий, вкрадчивый, заставляющий вибрировать что-то внутри. Хочется увидеть его хозяйку как можно скорее.
Следом за Владленом Игнатовым в гостинной появляется невысокая, красивая брюнетка немного кукольной внешности. Такой вид бывает у не слишком талантливых актрис, которые склонны переигрывать и на сцене, и в жизни.
— Влад, Нюся, присаживайтесь, — Грищук вносит свою лепту в гостеприимство, — а мы тут…
— Пьёте, — припечатывает Силантьева.
— Здравствуй, Альберт, — говорит Игнатов.
«Какого хрена ты здесь делаешь?!» — в то же время вопит его взгляд.
Жена? Вспоминаю нашу потасовку с Джоном. «Светлана Сергеевна задумала какой-то невероятный пирог», сказал тогда Игнатов. Может быть, он, конечно, про маму говорил или про тёщу.
Но что-то сомневаюсь, чтобы при его положении пришлось делить жилплощадь с родителями. Да и сама интонация подсказывала, что речь о жене. Я, по крайней мере, именно так и подумал тогда.
Светлана до «Нюси» не сокращается ну никаким образом. Впрочем, пришедшие рассаживаются на прямо противоположные стороны стола, словно они появились не вместе, а просто столкнулись у подъезда.
Может и такое быть. Просто, совпадение.
— Какое редкое имя, — заявляет женщина, которую назвали «Нюся», — кто же тебя так назвал?
— Родители, вероятно, — пожимаю плечами на этот странный вопрос.
— Какая прелесть, — умиляется Нюся.
— Альберт из Берёзова, — сообщает Мария Дмитриевна с таким видом, словно это потрясающая новость. — Он там живёт и работает.
Она выставляет на стол большой торт «Прага», принесённый гостями.
— Правда?! — Нюся впечатлена. — И как там Серёжа поживает?
Вопросом она срубает меня наповал. Это как у приехавшего из Москвы интересоваться, не знает ли он там Витька Косого или Толика Шаповалова. У нас, конечно, городок сильно меньше, но Серёж хватает.
— Ой, я вас не представила, — радуется Силантьева, — Это Альберт, новый друг нашей Катеньки, — она с нажимом выделяет слово «новый», — а это Анна Юрьевна Молчанова.
— Машенька, ну зачем так официально, — морщится та, — достаточно просто «Анна». Так как там дела у моего Серёжи?
— Едва ли фотограф из районки осведомлён о делах первого секретаря райкома, — заявляет Игнатов.
— Почему же, — говорю, — Сергея Владимировича в районе очень уважают. Это ведь вы ему галстуки подбирали? — озаряет меня догадка.
— Да! — расцветает Нюся, — как ты понял?!
— Мне показалось, что он человек больше практического склада ума, — говорю, — а тут чувствуется очень тонкий художественный вкус.
— Вот! — Нюся Молчанова торжествуя поднимает палец, — запомните мои слова! У этого молодого человека большое будущее. Держись за него, Катенька. Уведут! — она победно смотрит на Марию Дмитриевну, словно возвращая ей шпильку.
Годы не меняют богему. Клубок друзей. Все стараются друг друга либо укусить исподтишка, либо задушить в объятьях.
Мгновенно сообразив, что Силантьева не рада дружбе дочки с парнем «из ниоткуда», Нюся принимается меня нахваливать, исключительно, чтобы ту позлить.
Меня они воспринимают как человека случайного, временного. Тем более, какого-то недоросля. Присутствие зрителя только добавляет остроты привычным приятельским пикировкам.
— Я фотограф, — говорю, — это профессиональное, разбираться в людях.
— Ой, как интересно, — умиляется Нюся, — Ты такой серьёзный! Хотела бы я посмотреть твои работы.
— Нет ничего проще, — отвечаю, — они у меня с собой.
Конечно, с собой. Чего бы я стал сюда приезжать? Колбасой вас кормить, что ли?
— Ой, а здесь Катя, — радуется Молчанова, — Машунь, посмотри, как она здесь хорошо получилась!
Силантьева смотрит на фото дочери, недовольно поджав губы.
В ней я вижу странную ревность, которая иногда просыпается у матерей к дочкам. В них они видят самих себя, только моложе и красивее. За показной заботой, такие матери скрывают свою неосознанную зависть.
— Интересная композиция, — замечает Грищук, — очень выразительная.
Он показывает фото со шлюпкой и чайками.
— Это Катя снимала, — говорю, — я только немного с настройками помог.
Чувствую, как под столом мою ладонь находит рука Кэт и с благодарностью сжимает.
Грищуку вдруг становится неловко, словно он сказал глупость. Супруга ещё выше вздёргивает подбородок. Догадываюсь, что идея не поощрять увлечение Кэт живописью исходит вовсе не от отца.