Марина возмущённо складывает руки на груди, отчего её маечка интригующе натягивается.
— Марина, никому! — делаю страшные глаза, таинственно оглядываясь.
— Да хватит уже.
Подосинкина по инерции пытается сердиться, но глаза у неё горят любопытством.
— Помнишь же, как Комаров в редакцию ходил и негативы мои требовал?
— Ну, — Марина склоняет голову недоверчиво.
— Так вот вчера, наконец, всё выяснилось, — выдаю я ей прямо сейчас состряпанную на коленке версию. — В Белоколодецке решили провести выставку молодых фотографов. И именно мои работы натолкнули их на эту мысль. Представляешь?
— Да ладно, твои, вот здоров ты хвастаться.
— Нет, серьёзно, товарищ Игнатов вчера так и сказал.
— Так вот почему тебя вчера товарищ Игнатов отпрашивал, — с облегчением выдыхает Марина.
— А он разве не объяснил?
— Нет конечно. Буркнул «по работе нужен» и трубку бросил. Ты думаешь, они хоть что-нибудь объясняют? — Марина поправляет выбившийся из причёски непослушный локон. — Молодые фотографы, как интересно! А кто ещё будет участвовать?
— Да я не знаю никого! — отмахиваюсь я от неудобного вопроса. — Главное, что выставка уже в сентябре, а мне фактура нужна, чтобы в грязь лицом не ударить.
— Ах, фактура! — хмурится Няша. — Так я для тебя фактура?! Вот Лиходееву свою и выставляй, раз она так областным экспертам понравилась.
В голосе у неё звучит неприкрытая ревность.
— Мариночка, — говорю, — ну уж ты-то должна понимать. Это ведь не бездушный мир западного глянца, в котором ценятся только красивые мордашки. Советская фотография должна быть идейной, подавать пример, звать за собой. А ты у нас не просто спортсменка-комсомолка и просто красавица, ты ещё и самый молодой главный редактор в области.
— Ой, вот только не надо мне зубы заговаривать, Ветров, — говорит Марина, но я прекрасно вижу, что ей приятно.
— Теперь понимаешь, что твоё фото просто обязано быть на этой выставке? — спрашиваю. — Ну, что, договорились?
Она протягивает мне свою ладошку.
— А ты точно не планируешь в область перебираться?
Она задерживает рукопожатие, словно думает, что при таком телесном контакте сможет учуять, если я солгу.
— И что я там буду делать? Ваграмяна фотографировать? — совершенно искренне отвечаю я. — Так он не фотогеничный. Я, Мариночка, такого главного редактора, как ты, ни на кого не применяю. Ты, можно сказать, моя муза.
— Вот балабол, — смеётся она. — Ты в понедельник на работу выйдешь?
— Как штык, — отвечаю. — Мне четвергом больничной закрыли. Так что пятничное отсутствие исключительно на совести товарища Игнатова.
— Ох, — вспоминает вдруг она. — Как твоя рана? Точно всё зажило?
— Показать? — я берусь за край футболки.
— Лучше не надо, — Мариночка чуть меняется в лице. — Я всю жизнь крови боюсь. И всего, что с ней связано. Так и не нашли ведь того, кто это сделал?
Я пожимаю плечами. «И не найдут», — думается мне. Единственные два свидетеля будут молчать, ну а виновнику раскрывать себя тем более без надобности.
— Так, — говорю, — ты не переводи тему. Раз ты согласна, то давай назначать время.
— Да я не знаю, — Марина вздыхает. — Ты же знаешь нашу работу. Вечно что-нибудь случается.
— Тогда давай завтра, — предлагаю. — Как раз у тебя выходной, а я по работе соскучился.
— Ну давай, — с сомнением тянет Няша. — А где?
Тут уже мне долго раздумывать не приходится. Идея у меня давно продумана. Подосинкина, конечно, пытается сопротивляться, но я напоминаю про обещание, а потом беру на слабо.
Так что мы договариваемся на завтра на всё те же семь утра, чтобы поймать утреннее солнышко. Пускай снимки и не цветные, но утренний свет куда мягче жёсткого полуденного. Просто утренний «золотой час» любят далеко не все. Для этого ведь нужно вставать ни свет, ни заря.
А у меня появляется новый пункт в списке дел на сегодня. Стратегические запасы плёнки потихоньку исчерпываются, а ещё это хороший повод увидеться с Людмилой Прокофьевной Леман.
На встречу с Леман я спешу как пылкий влюблённый, однако причины у меня далеко не романтические, а вовсе наоборот глубоко меркантильные.
Мои финансы подходят к тому состоянию, когда за них становится тревожно. Ремонт крыши заставил вытащить всю мою часть дохода с книжных оборотов, так что я сейчас надеюсь на новые свадебные заказы.
Понятно, что настоящий сезон начнётся в августе, хотя все вокруг поголовно атеисты, однако в сельской местности традиции особенно сильны, и желающих играть свадьбы в середине лета немного.
Рыжеволосая продавщица Настя, если я правильно запомнил имя, лукаво прикусив нижнюю губу, пробивает мне покупки. Я беру двадцать пачек 65-ой «Свемы» и ещё десять 125-ой, десяток металлических кассет про запас, несколько упаковок фотобумаги разного формата и фабричные реактивы.
Хватит уже Митрича обирать, пора и своим умом жить.
— Людмила Прокофьевна у себя? — солидно интересуюсь, чтобы подкрепить у продавцов статус особого клиента.
Это дело нужное, вот как меня сегодня быстро и хорошо обслуживают. Рыженькая без напоминаний даже из другого отдела прибежала.