— Комаров приходил на прошлой неделе, — подтверждает она мои мысли, — с коллективом разговаривал. Говорит, у нас нездоровая обстановка. Некоторые сотрудники потом подходили и мне рассказывали, оказывается анонимки на меня пишут… и не только в райком, но и выше… а теперь ему распоряжение пришло, разобраться в ситуации.
— И кто же пришёл? — уточняю.
— Нинель и Таша, — удивляется Подосинкина, — а что?
— То, они — твои союзницы, — объясняю, — и этом своим приходом показали, на чьей они стороне. А Уколов, что?
— Уколов товарища Комарова в ман… матом, в общем, послал, — хихикает Марина, — сказал что никогда в жизни доносов не писал, а сейчас староват, чтобы начинать.
Водителя мы в расчёт не берём, значит не стали делиться подробностями бесед Ивахнюк и ответственный секретарь Степановна.
Со Степановной всё относительно понятно. Марина её работать заставляет, отчего сразу переходит в разряд «больных мозолей». А вот Ивахнюк отчего-то мне кажется основным выгодопреобретателем всей этой подковёрной возни.
Этими мыслями я и делюсь с Мариной.
— Что я ему сделала?! — изумляется она, — я к нему всегда со всем уважением. И зарплата с гонорарами у него по ведомости выходит в полтора раза больше моей. Это при том, что нервов меньше в разы.
— Он считает, что ты сидишь на его месте, — напрямую объясняю ей. — Ивахнюк уверен, что он стал бы главным редактором, если бы не прислали тебя. Так что ты хоть перед ним выплясывай, мила не будешь. Но в этом деле он явно не одинок. Его поддерживают. Помнишь, как тебя хотели подставить с аппаратурой?
— Забудешь тут, — Марина нервно вздрагивает, — если б не ты тогда…
— У них не получилось, и они решили тебе надавить на психику, затравить… Ничего другого они сделать не могут, ты хороший руководитель и талантливый журналист, — чуть поглаживая Подосинкину по плечу, я по капле вливаю в неё потерянную было уверенность в собственных силах. — Марина, я в тебя поверил, от учёбы на инженера отказался. Да и для остальных ты луч света в этом болоте. Неужели эти уроды тебя сломили?
— Вот ещё! — гордо поднимает нос Подосинкина.
— Пломбира не было, зато я крем-брюле купил! Вы же будете крем-брю… — из за школьного здания выруливает Жендос и застывает с открытым ртом, увидев нас в обнимку.
— Что ж так долго?! — восклицает Марина, решив что лучшая защита — нападение.
Она вскакивает со своего места, и забирает свою порцию из рук превратившегося в статую Женьки Ковалёва.
— Я же говорил, что придётся три брать, — пожимаю плечами в ответ на Женькин невысказанный вопрос: «Это что сейчас было?».
— Обожаю крем-брюле, — Подосинкина хрустит стаканчиком.
Выговорившись, она стряхивает с себя дурные мысли, словно пыль из затхлого чулана.
Дальше фотосессия идёт как по маслу. Обруч отбрасывает весёлые блики. Скакалка извивается в воздухе словно живая.
Маленькие гантельки эффектно прорисовывают рельеф плеч и рук, показывая что у нас тут не какая-нибудь фифа, а настоящая спортсменка.
Марина бегает, делает наклоны и прыгает в длину словно на спартакиаде.
Я имею возможность подходить практически в упор, так что необходимый обычно на спортивных съемках телевик мне не требуется.
Марину словно подменили, она выглядит задорно, охотно выполняет все распоряжения, и уже спустя полчаса я набираю нужное количество кадров.
И всё же, чего-то не хватает. Хотя мне и удаётся сделать неплохие снимки «с проводкой» во время пробежки и при прыжке в длину, но я до сих пор не успеваю поймать искру внутри себя.
Так я называю чувство, когда ты нащупал нужную интонацию, правильное настроение. Когда не глядя на готовый снимок ты понимаешь, что зацепил эмоцию, которая потом оживит плоскую бумагу.
Магия, благодаря которой твой снимок, презрев скучные законы материализма обрушит на зрителя чувства, запечатлённые в обыкновенной чёрно-белой картинке.
— А что будет, если её за бороду дёрнуть? — спрашивает Подосинкина.
— Кого? — я отрываюсь от камеры, в которой менял плёнку.
Последнюю на сегодняшний день. На стадион уже заглядывают любопытные, солнце поднимается выше… Пора и честь знать.
— Козу.
— Больно ей будет, наверно, — удивляюсь.
— А если чуть-чуть? Просто потрогать?
— Рогами наподдаст, — вносит Женёк лепту в наш разговор.
— Она же привязана…
Продолжая расспрашивать, Марина потихоньку приближается к козе. Я смотрю на происходящее с любопытством, Женька с опаской, а сама коза с нескрываемым подозрением.
— Хорооошая… хороооошая… — коварно произносит Подосинкина, протягивая руку.
— Далась тебе эта борода, — говорю.
Сам не знаю, пытаюсь ли я её этой фразой отговорить, или, наоборот подначиваю.
— Она же девочка, — сообщает Подосинкина, — и с бородой… непорядок…
«Боже мой», — думаю. — «И это взрослый, серьёзный человек… Главный редактор».
Ммммэ-э-э-э-э! — раздаётся возмущённо.
Восторженная Марина отпрыгивает, чудом избежав удара рогами.
— Она такая мягонькая!
Коза, смешно перебирая ногами отходит назад. Потом разбегается…
— Аааай!
Привязь оказывается крепкой, а вот колышек вбитый в землю футбольного поля подкачал. От отчаянного рывка он вылетает наружу, и коза кидается на обидчицу.