Стопа бога

Максим по-прежнему не произнёс ни слова. Только покусывал сухие губы и время от времени бросал пустые взгляды на Лизавету, которую раньше называл исключительно Кристиной. Илье Абрамовичу, сейчас наслаждавшемуся лакрицей, до сих пор казалось невероятным, что Лизавете удалось провести всю семейку Шустовых-Корноуховых – убедить их, будто она дочь Абрамцева. Молодец. Знает своё дело.

– Вижу, вы не в настроении говорить. Напрасно. Вы как тот соловей, который пел днём, а угодив в клетку, поумнел и стал петь по ночам. Вот только, в отличие от соловья, вы знали, на что идёте. Не правда ли?

За этим словами последовала тишина. Колючая, разъедавшая, заставлявшая прислушиваться к каждому доносящемуся из колонок шороху. Даже Анна и Дмитрий больше не издавали ни звука.

– Ну хорошо, – наконец вздохнул Скоробогатов. – Тогда позвольте мне развлечь вас. Самую малость.

Илье Абрамовичу не нужно было заглядывать в монитор, чтобы в точности узнать, что сейчас делал Аркадий Иванович. Он мог с закрытыми глазами, до мельчайших подробностей, по одной только интонации определить, как сидит Скоробогатов, как изменяются его мимика и положение рук. Сейчас Аркадий Иванович склонил голову. Согнув на правой руке пальцы, рассматривал ногти, а подушечкой большого пальца поглаживал палец безымянный. И если бы Максим знал Скоробогатова, он бы этому не обрадовался.

– Вы почти не общались с отцом. Давайте я восполню этот пробел. Видите ли, Максим Сергеевич, ваш отец любил басни. Его забавляла иносказательная мораль. Он называл её самым гениальным и самым нелепым изобретением человека. Не буду спорить. Так вот, Сергей как-то рассказал мне индийскую басню. О своенравной птичке. Предположим, что это был дрозд.

Выдержав паузу, Скоробогатов снова заговорил:

– Когда остальные птицы собрались на юг, наш дрозд отказался лететь в стае. Заявил, что он создание свободное, не будет подчиняться приказам, даже если это приказ самóй природы. Остался на севере, где провёл такое счастливое лето и рассчитывал провести не менее счастливую зиму. Как вы догадываетесь, Максим Сергеевич, с каждым днём становилось всё холоднее, а в первые заморозки дрозд так озяб, что едва поднялся с земли. Взлетев, уже без раздумий отправился на юг, вслед за другими птицами. Но далеко не улетел. Поздно. Пошёл снег, и крылья нашего дрозда обледенели. Он боролся из последних сил, а потом упал на землю. И приготовился умереть. Проклял свою глупость, а заодно и своих друзей, которые улетели без него.

Наш дрозд был уверен, что худшее с ним уже случилось, ведь он умирал, – продолжал Скоробогатов. – И тогда проходившая рядом корова уронила на него густую лепёшку навоза. Не удивляйтесь, ведь басня индийская. Индийцы любят неожиданные повороты. Так вот, дрозд совсем приуныл от унижения, а потом вдруг почувствовал, что согревается. Лепёшка-то была свежей, горячей. Дрозд приободрился. Отогревшись, решил, что всё неплохо. И так ему стало радостно, так легко, что он запел. Поверил в свою неуязвимость. И его задорную песню услышал деревенский кот. Кот, как вы понимаете, быстро отыскал нашего дрозда и, довольный, съел, даже не испачкав мордочку.

Устав от лакрицы, Илья Абрамович зачерпнул горсть фенхеля и залпом отправил его с ладони в рот. Уже слышал эту басню. И знал, к чему всё идёт. Мельком посмотрел на остальных. Лизавета сейчас отошла в тень за колонну. Шахбан, державший Анну, ухмылялся – басня ему пришлась по вкусу. И даже Баникантха, довольный, скалился покрасневшими зубами. Конечно, не понял ни слова, но, должно быть, заметил ухмылку Шахбана – вторил ей без лишних размышлений.

Максим успокоился. Опять выглядел неприступным и твёрдым. Так и не отвёл взгляда, настойчиво, с нескрываемым вызовом смотрел в монитор. Напрасно.

– Скажите, Максим Сергеевич, какова мораль этой басни?

Мальчишка не ответил. После ядовитой, удушающей паузы Аркадий Иванович устало промолвил:

– Я повторю вопрос. В первый и последний раз. Будем считать, что вы, Максим Сергеевич, нервничаете. Вам страшно. И голос вас не слушается. Так бывает. Но вам придётся взять себя в руки. В конце концов, невежливо молчать, когда вам задают вопрос.

– Невежливо? – сипло выдавил Максим.

Это было первое слово, произнесённое им с тех пор, как его привели в подвал. Анна окончательно замерла в руках Шахбана. Со слезами посмотрела на Максима. Ждала. Верила в него. Забавно. В Шустова-старшего его друзья тоже верили. Даже в последние минуты их жизни – валяясь в луже собственной мочи, перемешанной с их собственной кровью.

– У вас нет повода на меня злиться, а значит, нет повода проявлять ко мне невежливость, – спокойно ответил Аркадий Иванович.

– Нет повода злиться? После всего, что вы с нами сделали?! – Голос Максима окреп.