Дальше открылся проход, некогда проделанный отцом и Сальниковым, уводящий к поверхности земли. Не больше двух метров в высоту и полутора метров в ширину, укреплённый деревянными балками, он шёл изгибами, то и дело обходя массивные глыбы серого камня. По бугристым стенам тянулись чёрные жилы проводов. С потолка свисали забранные в решётку фонари зеленоватого силикатного стекла – давно потухшие и к тому же поросшие грибком.
Вонь стала нестерпимой. Казалось, ещё десяток метров, и они вылезут в котлован общественного туалета, однако проход никак не заканчивался, более того, стал закладывать ещё более причудливые изгибы, а под конец вовсе устремился вглубь: нырнул замысловатой дугой, провёл через просторную каменистую лакуну и вновь задрал направление почти отвесно вверх. Пришлось подниматься по осыпáвшимся земляным ступеням – скреплявшие их доски изгнили, превратились в тёмно-зелёные наслоения, мгновенно поддававшиеся под ногами Максима.
Лестница была короткой, ступеней на двадцать, и всё же они провозились на подъёме чересчур долго. Аня шла первой. Максим старался идти за ней след в след. Сложнее всего пришлось Диме, который дважды ронял самодельную трость и был вынужден цепляться за покатые стены. Максим помог ему преодолеть последние ступени и с облегчением обнаружил, что дальше проход стал горизонтальным, вывел к стальной двери, запертой изнутри на проржавевший засов.
Дверь, огласившая их появление хриплым стоном, вывела на узкий бортик крытого железобетонного канала, в котором неспешно текла канализационная речка – её испарения, тошнотворные, удушающие, казались осязаемыми. Аня попыталась что-то сказать, но захлебнулась в вони и даже пошатнулась от нахлынувшей дурноты.
Направо канал уводил в неразбавленную темноту, и Максим, спрятав фонарик в рюкзак, без сомнений повёл всех по бортику налево – туда, где проглядывало дневное солнце. Аня и Дима, зажав нос ладонями, без вопросов последовали за ним.
Вскоре бетонные плиты потолка закончились. Внутрь хлынула духота раскалённого воздуха, и канализационные испарения стали не просто удушающими – от их ядовитых разливов начали слезиться глаза.
Потребовалось пройти ещё сотню метров вдоль речки по заваленной гниющими отходами бетонной дорожке, прежде чем Максим обнаружил стальную настенную лестницу. Дима, одурманенный миазмами, взлетел по ней с непривычной для него проворностью. Максим принялся помогать Ане. Ей даже не пришлось одолевать брезгливость – подгоняемая приступами тошноты, она без сомнений прижималась к грязным прутьям лестницы. Вынужденная цепляться единственной здоровой рукой, поднималась натужно, отчаянными рывками.
Выбравшись вслед за Шмелёвыми, Максим сквозь морок раскалённого воздуха увидел, что они оказались на пустыре, больше напоминавшем свалку. Кое-где возвышались самодельные шалаши из досок и жестяных щитов – убогие островки посреди моря взрытой земли, разбросанных тряпок и пластика. В стороне играли едва одетые, чёрные от обжигающего солнца дети. Заметив появление незнакомцев, они разразились радостными криками, но подбегать ближе пока не решались.
Не осталось никаких сомнений: Зои сказала правду. Тоннель вывел за границы Зелёного пояса.
– Идём. – Максим без промедления направился к видневшимся неподалёку домам.
Открытое пространство пугало. Если Салли догадался разместить тут хотя бы одного наблюдателя, ему не составит труда заметить троих иностранцев. Они неуверенно пробирались через свалку. Словно сейнер, ведущий чаек над сытным кильватером, увлекали за собой ораву кричащей детворы. До ближайшего дома оставалось не меньше двадцати метров, а им уже сигналил наиболее расторопный из околачивавшихся тут моторикш. Впрочем, это было весьма кстати.
Максим сказал довольному индийцу отвезти их в Пудучерри – туда, где можно сразу пересесть в такси. Рикша начал было настаивать, что и сам без всяких такси выполнит всю необходимую работу, но Максим его оборвал:
– Езжай!
Втроём с Аней и Димой они кое-как уместились на единственной пассажирской лавке, и водитель направил вперёд по пыльной улице свой подвижный трёхколёсный автомобильчик, укрытый жёлтой полиэтиленовой крышей и почти полностью лишённый боковых стенок. В лицо задул сухой горячий ветер, но запах канализации до сих пор сопровождал их. Взглянув на Аню, Максим сообразил, что теперь они сами источали это зловоние. Аня с унынием осматривала свои льняные брюки, частично порванные и полностью перемазанные в грязи, паутине, слизи и канализационной ржавчине. Глядя, как она пытается привести себя в порядок, с каким ужасом стряхивает с рукава налипшую мокротную жижу, а потом тайком вытирает её о лавку, Максим не сдержал улыбки.
Через пятнадцать минут они добрались до Пудучерри, и рикша указал им на базарную площадь. Городская суета успокаивала, здесь было легко укрыться за мельтешением пёстрых одежд.
– Мы ещё не выбрались, – напомнил всем Максим. Соблазн поверить в собственную безопасность был слишком велик.