В Хэттоне сделали пересадку, а к половине четвёртого добрались до Канди и ненадолго распрощались. Джерри жил на Коломбо-стрит, в нескольких кварталах от озера Канди, в двухкомнатной квартире с двумя другими монахами, один из которых сейчас отправился в паломничество в Сарнатх, а второй утром отправился подменить Джерри на пике Адама. В квартире всем хватило бы места, однако выяснилось, что Аня ещё в Далхуси по интернету забронировала номер в отеле. Джерри не спорил. Пообещал Максиму, что при первой возможности занесёт ему сумку Шустова. Максим явно терзался подозрениями, однако в последний момент смирился с собственным доверием.
Джерри посадил ребят в такси и отправился домой пешком. Он всегда так делал. Любил после гор прогуляться по набережной озера, вырытого более двух веков назад у стен храма, в котором ланкийцы до сих пор хранили зуб Будды: чёрный, полусгнивший, крючковатый и всё же благостный.
Озеро, около километра в длину и чуть больше двухсот метров в наиболее широкой части, жило собственной дикой жизнью. На стволе опрокинутого в воду агатиса почивал толстый, вечно линявший варан, а подле него по облысевшим веткам суетились черепахи, ворóны. На других деревьях, да и по всему берегу, стояли чёрные взъерошенные бакланы. Здесь же разгуливали белые цапли с очаровательным жёлтым хохолком и не менее очаровательные в своей грузности пеликаны. Молодожёны любили фотографироваться на их фоне и на фоне обезьян, безмятежно сидевших на камнях. Не меньше живности плавало и ныряло в самих водах, а по центру озера крохотный сад-островок круглый год привлекал невообразимое соцветие разнообразных птиц и крохотных, едва обживающихся в новом для них мире варанчиков. И всю эту богатую озёрную безмятежность окружала тесная петля грохочущей дороги.
Узкая полоска берега, едва защищённого вековыми деревьями, была безнадёжно отравлена выхлопными газами, покрыта несмываемой чёрной пылью. И Джерри по-своему нравился этот контраст. Он казался ему символичным. Так колесо сансары подступает к границам истинной дхармы, отравляет её шумом ржавых подвесок, клаксонов и надрывной музыки из дребезжащих колонок.
Дома Джерри, как и обещал Максиму, первым делом достал сумку Шустова. Она все эти годы лежала в стенке за алтарём. Гунгарбаá – навесной застеклённый алтарь, божница с выдвижными полочками для благовоний – была единственным украшением в комнате, заваленной книгами и стопками священных текстов, которые читал или переводил Джерри. Божницу по заказу Сергея сделал какой-то московский столяр. Подарок в благодарность за наставления в санскрите. Джерри долгое время не решался наделять её Телом, Речью и Духом Будды, потому что гунгарбаа таила в себе стенку с двойным дном – непозволительная мирская вольность. Казалось невероятным, что наравне с освящёнными тханками и сутрами Джерри станет хранить в алтаре какие бы то ни было секреты. А потом это противоречие показалось ему по-своему очаровательным. Первым и единственным секретом стала именно сумка Сергея.
Смешно сказать: если бы Шустов не замолвил за него пару слов, если бы не подкрепил свои слова щедрым взносом, местные буддисты, пожалуй, не стали бы мириться с вольностями Джерри. Он любил санскрит, всё индийское и бурятское, не стеснялся об этом говорить и без должного почтения носил новое, принятое вместе с обетами ланкийское имя, а здесь такое поведение не приветствовалось. В другой ситуации его бы не спасло даже безупречное знание пали и смиренное отношение к самым закостенелым традициям.
Размышляя об этом, Джерри вышел на улицу. Отнёс сумку Максиму. Приложил к ней свой адрес и позвал всех, включая Диму, зайти к нему на чашку чая, однако ещё два дня никого из них не видел. Не переживал из-за этого. Вернулся к переводу текстов, работу над которыми начал на пике Адама. И только обеспокоенно вспоминал Диму – мальчик после переезда в Канди выглядел совсем измученным, кажется, у него начался жар.
Наконец Джерри решил, что Максим удовлетворился найденным и вовсе уехал из Канди. Сергей тоже любил неожиданно исчезать. Потом, объявившись через несколько лет, мог с порога непринуждённо, без приветствий, возобновить однажды прерванный разговор. Джерри забавляло его поведение, и он с удовольствием принимал эту игру – порой встречал Шустова заранее подготовленными записками.
Как бы там ни было, в воскресенье Максим постучал к нему в дверь. И по тому, как он смотрел, как говорил, Джерри сразу понял, что тайна отца не принесла ему ни радости, ни облегчения. Зайти на чай Максим отказался. Попросил Джерри прогуляться с ним по набережной.
Поглядывая на суетливых черепашек и проплывавших рядом уток с причудливыми красными наростами на голове, Максим с грустью поведал, что Дима второй день лежит в лихорадке. Аня даже вызвала врача, однако тот лишь продал им антибиотики, пить которые Дима пока не решался. Аня теперь круглые сутки не отходила от брата. Их номер в отеле превратился в больничную палату.