Сторно

– Отлично. Товарищ майор, прошу вас вместе с полковником Гаевым организованно вскрыть склады, а командирам подразделений обеспечить порядок раздачи одежды, снаряжения, оружия и продуктов. Придётся задержаться ещё на час. А это уже опасно. Сейчас немцы в неведении, но рано или поздно узнают. Насколько возможно мы будем их сдерживать, но наши силы не безграничны. Прошу товарищи командиры приступить к выполнению своих обязанностей.

Командиры разошлись по секторам, и там сразу же началось оживлённое движение и внутренняя перестройка. В нескольких местах вспыхнули драки. Я не стал обращать на это внимание и поспешил в гражданский сектор, как самый неуправляемый и проблемный.

– Кто старшие? Подойдите сюда.

Из сбившейся в кучу толпы вышли три женщины и два пожилых мужчины. Я не стал рассусоливать и сказал то же самое, что и военным. Они вернулись к толпе, и там сразу же началось хаотичное движение, раздался плач, крики и многие ломанулись к воротам.

– Назад!! Если хотите погибнуть, можете ломиться на колючую проволоку. А если хотите выжить и спасти детей немного подождите. Здоровые женщины и мужчины помогите детям, больным и ослабленным. Они поедут на машинах, остальные пешком. До наших всего тридцать километров, но придётся прорываться с боями, поэтому попрошу вас хотя бы нам не мешать. Старшим разбить людей на десятки и выбрать десятников. Через час начнём выпускать. Если не будет порядка, выгоним всех в лес к чёртовой матери, бродите тогда сами! – И заключённые неохотно отхлынули от ограды.

Военные моментально организовались. Толпа водителей побежала к машинам, несколько команд направились к складам, другие начали готовить раненых и больных к погрузке.

Весь лагерь стал походить на разворошённый муравейник, и в этой бурлящей человеческой массе сразу выделилось несколько групп агрессивно настроенных пленных, которые орали на блатной фене, откровенно демонстрируя независимость и неподчинение. Таких уродов набралось около сотни. Я сразу понял насколько они опасны в этот самый ответственный момент. Приказав бойцам загнать их в один из освободившихся секторов, я приблизился к колючке и, стараясь быть спокойным, проговорил, не повышая голоса:

– Слушать сюда, кодла. Пока я излагаю все заварите хлебало, чтобы не буробить блудняк не по масти. Ломился вам вышак в этом душняке, или в лучшем случае рога мочитьпока не зажмуритесь, но сегодня вам вольный подгон на халяву обломился. И, что в ответку? Вместо спасибо вы кипеш затеяли и своими культяпками размахались. А коли так, мазурики несуразные, предупреждаю, если ещё кто варежку не по делу раззявит, вот этим карамультуком загашу, и рука не дрогнет. Как только зону освободим, валите к едрене фене. Нам вы без надобности.

– Не по понятиям базлаешь, начальник!

– Оставь свои резоны при себе, и понятия своим толкуй. Вы уже по кадык накосячили. Нежданчиком фартово откинулись, а благодарности от вас я пока не слышу. А потому сидите тихо и тёрки трите, как дальше жить собираетесь.

Под моим жёстким взглядом их наглые улыбки полиняли и сползли. А их главарь, осознав полный и окончательный облом, громко скрипнул зубами, скользнул и пропал за спинами своих шестёрок.

А тем временем в зоне стало быстро увеличиваться число бойцов, переодетых в новую форму и с новыми винтовками. Кое у кого появились ручные пулемёты ДП. Мои ребята и бывшие пленные помогали грузить в машины раненых, детей и больных. Многие на ходу грызли сухие пайки. Наверняка, им станет плохо, но разве можно удержать тысячи голодных людей при виде еды.

Через два часа после освобождения лагерь уже походил на воинскую часть. Конечно, во всём чувствовалась неустроенность, но всё равно эта сила уже было способна воевать и прорываться к своим.

Напоследок оставалось одно важное дело, которое я специально откладывал. Через Балю я вызвал командиров вплоть до батальонов и сообщил, что собрал их как свидетелей наказания предателей. И пока все подходили к площади, я подошёл к кучке палачей.

– Кто из вас Павло Гаджет? Повторяю, кто Павло Гаджет?

Из толпы вытолкнули высокого, парня с наглым взглядом выцветших глаз, всклокоченными волосами и узкими губами.

– Откуда такая кликуха, коль не секрет?

– Тебе всё равно не понять, – он зло огрызнулся, – дикие вы ещё.

– А, ты, значит, цивилизованный? Небось дома по золотому телефону названивал и из ресторанов не вылезал?

– Те телефоны которыми я пользовался, тебе и не снились, – предатель оскалился в волчьей улыбке, – что такое телевизор, поди, и не знаешь?

– Это ты про сотовую мобилу и плазму что ли?

– Т-ты откуда… это… – его лицо побледнело, а наглая ухмылка поблекла и сползла.

– Мелко ты плаваешь, задница наружи, Павло, или как там тебя в 21 веке называли.

– Вован, – он затравленно огляделся и громко сглотнул.

– Уж не тот ли, которого в Люберцах на стрелке замочили?

– Д-да… но… – его зубы стукнули, а в горле ёкнуло.