Сторона Германтов

Как я и предполагал еще до того, как познакомился с г-жой де Вильпаризи в Бальбеке, среда, в которой она жила, очень отличалась от общества герцогини Германтской. Маркиза была из тех женщин, что родились в блистательном семействе, в замужестве породнились с другим, не менее блестящим, однако в свете занимают не столь уж высокое положение, и, не считая нескольких герцогинь, которые доводятся им племянницами или свояченицами, и даже одной-двух венценосных особ, издавна принадлежащих к числу друзей дома, принимают у себя в салонах публику третьего разбора, буржуазию, провинциальную знать или дворян с каким-нибудь изъяном; из-за подобных гостей салоны этих дам давным-давно покинули истинно светские люди и снобы, не связанные с ними ни родственным долгом, ни давней близкой дружбой. Разумеется, через несколько минут я без труда догадался, почему в Бальбеке г-жа де Вильпаризи была так прекрасно, даже лучше, чем мы, осведомлена о малейших подробностях путешествия по Испании, которое совершали в это время мой отец с г-ном де Норпуа. Но несмотря на все это, невозможно было представить себе, что связь г-жи де Вильпаризи с посланником, длившаяся уже больше двадцати лет, могла повредить положению маркизы в обществе, где самые блистательные дамы выставляли напоказ менее почтенных любовников, чем г-н де Норпуа, который к тому же, по всей видимости, давно был для маркизы просто старым другом и не больше. Может быть, у г-жи де Вильпаризи были в прошлом и другие приключения? В те времена ее больше обуревали страсти, чем теперь, когда она достигла мирной и набожной старости, на которую, однако, ложился легкий отблеск тех пылких и бесследно минувших лет, и возможно, за долгие годы жизни в провинции ей не всегда удавалось избежать скандалов, о которых новые поколения ничего не знали, видя только последствия этих скандалов, — пестроту и небезупречность отбора посетителей в ее салоне, задуманном, вообще говоря, как эталон чистоты и свободы от всяких посторонних примесей. А может, она нажила себе врагов из-за злоязычия, которое приписывал ей племянник? И злоязычие это, стяжав ей успех среди мужчин, побуждало строить козни женщинам? Все это вполне возможно и ничуть не противоречит искусству г-жи де Вильпаризи изящно и проникновенно, не только словами, но даже интонациями, передавать тончайшие оттенки мысли, толкуя о стыдливости или доброте; ведь те, кто не просто умеет красиво говорить о добродетелях, но и чувствует их очарование, и понимает их суть, а потом, в мемуарах, сумеет представить их правдивое изображение, часто лишь по рождению, а вовсе не по образу жизни происходят из бессловесного, безыскусного и бесхитростного поколения, которому были присущи все эти достоинства. Они отражают это поколение, но сами порывают с ним. Вместо присущих ему черт они отмечены чуткостью и умом, не влияющими на их поведение. И неважно, были в прошлом у г-жи де Вильпаризи какие-то скандалы, из-за которых померкло ее имя, или никаких скандалов не было, — безусловно, она лишилась признания в высшем свете из-за своего ума, достойного скорее какого-нибудь писателя второго ряда, чем светской дамы.