Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах

Печатали Бродского скупо. Но печатали. Заключали с ним издательские договоры. И даже время от времени платили гонорары. Тем не менее он был осужден — даже не по статье Уголовного кодекса, а в административном порядке, по Указу об ответственности за тунеядство, направленному против различного рода спекулянтов или фарцовщиков. Осужден на пять лет северной ссылки…[12]

Сорокин (народный заседатель): Можно ли жить на те суммы, что вы зарабатываете?

Бродский: Можно. Находясь в тюрьме, я каждый раз расписывался в том, что на меня израсходовано в день 40 копеек. А я зарабатывал больше, чем по 40 копеек в день.

Сорокин: Но надо же обуваться, одеваться.

Бродский: У меня один костюм — старый, но уж какой есть. И другого мне не надо…

Справедливости ради надо было отметить, что еще в 1965 году заместитель Генерального прокурора СССР внес в президиум Ленинградского городского суда протест, в котором поставил вопрос о досрочном освобождении Бродского от отбытия наказания. Однако постановлением президиума суда от 16 января 1965 года протест был отклонен, и лишь через какое-то время Верховный Суд РСФСР сократил ему срок наказания до фактически отбытого.

— Вы же помните статью в «Вечернем Ленинграде», с которой началась травля Иосифа? — никак не унимался голос из-за двери.

— Я, по-моему, не читала, но…

— Я принесу, у меня лежит газета. Так вот, мне тогда показалось, что меня каким-то чудом перенесли из шестьдесят третьего года куда-то обратно в тридцать седьмой или в сорок девятый… Сплошная ложь, ненависть к интеллигенции, воинствующее невежество, стремление унизить, напугать, запачкать грязью…

«Времена ему, понимаешь ли, нынче не нравятся!» — неожиданно для себя разозлился Никифоров. Да при товарище Сталине и при товарище Берии такие разговорчики даже представить себе было невозможно — посадили бы лет на пятнадцать и того, кто говорил, и того, кто слушал, и даже того, кто случайно присутствовал, но не донес…

И Соня наша, дурочка-идеалистка, тоже хороша… Нет, определенно, надо было срочно что-то делать. Заведующий консультацией громко переступил с ноги на ногу и позвал секретаря:

— Светлана! Есть тут кто живой?

— Ой, простите, я тут отошла на минутку! Здравствуйте…

— Здравствуйте, Степан Иванович!

Они появились и поздоровались почти одновременно — девушка-секретарь, на ходу пережевывая что-то сдобное, и стажер Софья Ровенская, приоткрывшая дверь адвокатской «кабинки».

— Здравствуйте, Софья Михайловна… Добрый день, Светлана. Мне сегодня звонили из Совета профсоюзов?

— Нет, Степан Иванович, не звонили.

— Они должны были передать приглашение на конференцию по охране труда.

— Нет, пока ничего. Я еще раз проверю на почте, но…

Кодекс законов о труде был принят в РСФСР еще в начале двадцатых и с тех пор действовал вот уже больше сорока лет. Он представлял собой неподъемный во всех отношениях том — большого формата и толщиной в ладонь, так что даже профессиональные юристы часто спотыкались на этом кодексе, не говоря уже о работниках профсоюзов или обыкновенных трудящихся. Адвокатам из консультации, которой руководил Никифоров, время от времени приходилось выступать на суде в интересах администрации различных предприятий по искам рабочих и служащих. Но представители профсоюзных организаций почти никогда не выступали на стороне своих членов — они предпочитали отсиживаться по кабинетам, даже если дела касались полученных на производстве увечий.

— Ладно. Что еще нового? Меня кто-то спрашивал?

— Вас — нет, не спрашивали. — Секретарь уже успела занять за столом свое место и открыть регистрационный журнал. — Заходила какая-то странная бабушка. Просила адвоката по пенсионным делам. Я сказала ей, чтобы заходила завтра.

— А что у нее был за вопрос?

— Я не поняла, — пожала круглыми плечами секретарь, переводя взгляд на Соню.

— Меня не было, я сегодня до двенадцати в суде, — поторопилась оправдаться Ровенская.

— Ну, ничего не поделаешь, — покачал головой Степан Иванович. — Хотя в Ленинграде встречаются удивительные старушки. Например, мне рассказывали, что в Библиотеке имени Салтыкова-Щедрина работала одна такая древняя сотрудница, по фамилии Люксембург. Полагали, что она еврейка. Однажды в отделе кадров поинтересовались, есть ли у нее родственники за границей. Оказалось, что есть. Кто? Она сказала: английская королева, королева Голландии… Дело в том, говорит, что я герцогиня Люксембургская. Поинтересовались, как она попала в библиотеку. Выяснилось, что в личном деле имеется записка Ленина, рекомендовавшего ее на эту работу…

Убедившись, что этот исторический анекдот, который он пересказывал в своей жизни бесчисленное количество раз, произвел на обеих девушек надлежащее впечатление, Никифоров продолжил: