Storona

Грохот взрывов
взошел в параллели
С молотком,
им
орудует Вася.
Дом родителей Светы,
вот щели
Он на крыше
пытается скрасить.
Худо-бедно,
чем есть, только дело
Отвлекает
от тяжести доли
Пьяных бурь,
да жене надоело,
На работе она,
он без роли.
А соседка,
чей муж на блокпостах,
Все мотается рядом
и просит
То помочь,
поболтать или с тостом
Просто выпить
и водку приносит.
Нет воды,
электричества, газа
На окраинах
города с вьюги.
С крышей кончено.
Быстро и сразу
Нужно Васе
поехать к супруге.
Но как только спустился,
собрался
Снова звуки
опасных прилетов.
«Началось» – про себя
и помчался
Хорониться в подвале
от гнетов.
Тут как тут
забегает в отдышке,
Улыбаясь
всем страхом шабренка.
Пеньюар и настойка
из шишки
И шалуньи
глазенки ребенка.
Будь что будет,
снаружи раскаты,
А в убежище страсть,
опьяненье.
Виноваты
и невиноваты
Две судьбы —
похотливость, сплетенье.
В сумасшествии
мира поверхность.
В норах прячутся
люди, в объятьях.
Стыд и ненависть,
времени тщетность
Все отпустит
грехи и проклятья.
Где-то там
на далекой аллее
В парикмахерской
Света – заботы.
Синяки под глазами
чернее
От своей
и донецкой пусто́ты.
В дни последние
люди
всё чаще
Выбирают
помпезность прически
Подороже
и видом послаще,
Чтоб как будто
в модельные сноски.
День окончен
рабочий, в квартире
Вещи Ванечки
перебирает,
Под жужжание
СМИ на эфире,
Ручки, книги, тетради читает.
Аккуратная комната
сына
Убирается часто
и долго
Так как будто
вернется мужчина,
В этот день,
завершив
дело
долга.
Вот компьютер его,
может нужно
Посмотреть
что писал, своей Ане?
Боль Светланы
внутри и снаружи,
А Василий пришел
с видом пьяни.
Осуждающий взгляд
бедной девы
Изрубил
на обрывистость душу.
Лишь удар по лицу,
сгладил нервы
На себя
разозленного мужа.
«Да я мразь,
я слабак, я ублюдок!
Ну давай,
убегай
к доброй маме!» —
Отбивал
Вася Свете желудок,
Бил несчастную,
в собственном сраме.
Кровь линолеум
вымыла в красный
Остановка
и ступор изгоя.
Света видит
в моменте опасном
И рисует
словами покоя.
Пальцы ринулись
стилусом в юшку
Света пишет
строфу избавления,
Она
счастье словила
и дужки
Губ ее
стали рифмой
веленья.
Заклинанье
стиха приказало
Уходить
мужу,
смело из дома
В комендантскую ночь,
что настала,
Вася выбежал
в пьяность погрома.
По тропинкам,
в слезах, без накидки.
Фонарей пересвет
и аптеки.
Нет, не может
он выдержать пытки.
Он больной —
муровать
время веки.
На проспекте Хмельницкого,
в сердце
Очертаний
темнеющей дороги
Вася выдохся,
лег, только герцы
Фар патрульных
светили на ноги.
Утром Света
проснулась от взрывов
Вышла медленно,
тихо к балкону.
Где-то там,
вдалеке
гарь нарывов
Ум толкнула
к стеклянному склону.
Сталь разбилась,
глаза в очищенье.
Нет рассудку
отведенных кресел.
Только тонкое,
чуткое пенье
Листьев старых
для божьих ремесел.