Сторрам

Как всегда, надзиратели всё всегда знают, и его впустили в коридор, слегка обыскав, ни о чём не спросив и даже пинка не дав. В спальне на него изумлённо уставился дневаливший Турман.

– Рыжий, ты чего?

– Ничего, пошли они…

Гаор выругался так, что Турман даже не удивился, а испугался.

– Ну, ты уж и очень…

– Это я ещё мало, – ответил Гаор, срывая с себя комбез, и, стараясь не сорваться на крик, объяснил: – Велено подготовиться к сдаче и ждать. Приедут за мной.

Турман охнул и выбежал из спальни.

Гаор быстро открыл тумбочку. Так… мыло, мочалка… по хрену, пусть лежат, бельё… тоже, заделье – обрезки проводов, инструменты, незаконченные мечики и цветочки, бабочка с зажимом, чтоб цеплять за волосы… всё в узелок, фишки… много их набралось, так… как тогда Плешаку сказали, так и сделаем, две белых оставим, остальные вместе с коробочкой… к Старшему в тумбочку, вот так, теперь сигареты, аггел, полторы пачки почти, ну, так тоже две сигареты оставим, остальные…

– Рыжий, – в спальню вошла Маанька.

Он обернулся к ней, улыбнулся злым оскалом.

– Да, Маанька, вот. Узелок Матуне отдай, ладно? Бельё мне к тебе снести?

Она покачала головой, внимательно глядя на него.

– Нет, сними и стопкой на койке сложи, и одежду. Я принесу, во что переодеться.

Он кивнул и стал снимать с одеяла наволочку. Подошёл и встал рядом Турман. Гаор покосился на него.

– Ты того… – тихо сказал Турман, – такая уж судьба наша.

Гаор кивнул. Он молча быстро снял наволочки, скатал одеяло, тюфяк и подушку в рулон, уложил рядом стопкой бельё, разделся догола и сложил одежду и белье второй стопкой.

– Откуль знаешь так? – глухо спросил Турман.

– В армии, в казарме, так же при переводе сдают, – ответил Гаор и заставил себя усмехнуться, – только не раздеваются.

Вошла Маанька и протянула ему старенькие, многократно стираные и чиненые рубашку и штаны.

– Одевайся, – и объяснила, – на торги в бросовом увозят, всё равно отберут.

Он кивнул и стал одеваться. Когда-то это были брюки, но молния, видно, давным-давно сломалась, и их перешили в шаровары на шнурке, на коленях заплаты, на рубашке заплатан рукав, пуговиц не хватает, а те, что есть, все разные, и Гаор не стал её застёгивать, а завязал полы на животе.

Как-то незаметно в спальню вошли Маманя и другие работавшие на кухне женщины, дневалившая по женской спальне недавно купленная девчонка, он даже имени её ещё не запомнил. Гаор тряхнул головой и оглядел столпившихся вокруг.

– Давайте прощаться. Пока нет…

Он не договорил, но его поняли. Он обнялся со всеми.

– Турман, сигареты возьми, Старшему отдашь или сами поделите.

– Может, – неуверенно предложил Турман, – покуришь пока?

Гаор мотнул головой.

– Нет, обойдусь.

– Я тебе киселька сейчас принесу, – вышла из спальни Маманя.

За ней вышли остальные. Гаор сгрёб и сунул Турману сигареты.

– Держи, а то вроде уже…

Турман прислушался и метнулся к своей койке.

Стукнула, открываясь, дверь надзирательской. «Накрылся кисель», – со злым весельем подумал Гаор, стоя у своей койки. Тогда в Чёрное Ущелье они уходили, зло ругаясь, но не плача, и сейчас он не заплачет, нет, врагов не радуют.

В спальню вошли трое. Дежурный надзиратель, Гархем и сержант с зелёными петлицами. Гаор встретил их, стоя у своей койки, с заложенными за спину руками, но вскинутой головой. И увидев его, Гархем одновременно и нахмурился, и улыбнулся.

Оглядев собранную постель и одежду, Гархем кивнул.

– Всё правильно, показывай тумбочку.

Гаор молча повернулся, открыл тумбочку и отступил на шаг. Новый кивок.

– А почему так мало сигарет, Рыжий? – Гархем повертел в руках пачку, в которой болтались две одинокие сигареты.

Ах ты, сволочь, ну, получи.

– Выкурил, господин управляющий.

– А фишки все свои куда подевал?

– Потратил, господин управляющий.

Голос Гаора был почтителен ровно настолько, что придраться не к чему, а насмешка понятна. Надзиратель, скрывая улыбку, грозно посмотрел на Турмана, который стоял у своей койки, совсем как Тукман вылупив глаза и приоткрыв рот. Гархем сунул пачку с остатком сигарет и обе фишки в карман пиджака и обернулся к сержанту.

– Приступайте.

Раздеться, обыск по голому телу, рубашка и штаны прощупаны по карманам и швам, одеться, сверка номера на ошейнике с карточкой, и…

– Руки назад.

Щёлкают наручники.

– Вперёд.

Проходя по коридору, Гаор быстро скосил глаза на дверь столовой, но никого не увидел: женщины укрылись в глубине. От Гархема, понятно, но жаль. Нижний тамбур… вверх по лестнице… верхний тамбур-холл… наружная дверь… холодный бетон двора и машина, «серый коршун», почти вплотную к подъезду, и задняя дверца уже готовно раскрыта… аггел, даже оглянуться не успеешь, толчок в спину.

– Пошёл.

Больше медлить Гаор не мог, и, наклонив голову, полез в кузов.

– Пошёл, пошёл, – поторопили его пинком.

Гаор сел рядом с молодым светлобородым мужчиной, и его пристегнули к скобе. Захлопнулась задняя дверца, слышно, как сел в кабину сержант, заурчал мотор, дрогнул под ногами пол, всё, поехали. Гаор закинул голову и увидел в открытом, но затянутом частой сеткой поверх решётки, потолочном люке небо. Сволочи, даже проститься не дали.