Стоунхендж

— Ты рассказываешь небылицы, — с горечью сказал он, — ты всегда рассказывала небылицы.

Дирэввин пожала плечами.

— Если ты так говоришь, Сабан, так оно и есть, — она увидела, как сильно огорчила его, подошла и слегка прикоснулась к его руке. — Я не буду спорить с тобой, — покорно сказала она, — в тот день, когда я пришла молить тебя об одолжении.

— То, что ты сказала, не правда!

— Я действительно рассказываю небылицы, — смиренно сказала Дирэввин, — прости меня.

Сабан глубоко вздохнул.

— Об одолжении? — встревоженно спросил он.

Она сделала резкий взмах рукой в сторону деревьев, и Сабан увидел силуэты шести или семи человек попятившихся в тенистые буки, но только двое выступили из деревьев. Одной из них была высокая светловолосая женщина в оборванной рубахе из оленьей кожи, наполовину прикрытой плащом из овечьей шкуры, а другая была девочка, возрастом как Лэллик, или годом моложе. Это была темноволосая девочка с большими глазами и напуганным лицом. Она уставилась на Сабана, но крепко вцепилась в руку женщины и пыталась спрятаться в складках её плаща из овечьей шкуры.

— Леса не место для ребёнка, — сказала Дирэввин. — Нам живётся тяжело, Сабан. Мы воруем и убиваем за еду, мы пьём из ручьёв, а спим там, где найдём безопасное место. Ребёнок ослабел. С нами был ещё один ребёнок, но он умер прошлой зимой, и я боюсь, что эта девочка тоже умрёт, если останется с нами.

— Ты хочешь, чтобы я вырастил ребёнка? — спросил Сабан.

— Килда вырастит её, — сказала Дирэввин, кивнув в сторону высокой женщины. — Килда была одной из рабынь моего брата, и она знает Меррель с самого рождения. Всё, что я хотела бы от тебя, это безопасное место для Килды и Меррель.

Сабан посмотрел на девочку, хотя ему была видна только часть её лица, так как оно было спрятано в складках одежды рабыни.

— Она твоя дочь.

— Она моя дочь, — призналась Дирэввин, — и Камабан никогда не должен узнать, что она жива, поэтому с сегодняшнего дня у неё будет другое имя, — она повернулась к Меррель. — Ты слышала это? И вытащи палец изо рта!

Девочка немедленно одёрнула руку от лица и печально посмотрела на Дирэввин, которая низко склонилась, приблизив свое лицо к лицу ребёнка.

— Тебя будут звать Ханна, потому что ты дитя Лаханны. Кто ты?

— Ханна, — сказала девочка робким голосом.

— А Килда будет твоей матерью, ты будешь жить в хорошей хижине, Ханна, у тебя будет одежда, еда и друзья. А однажды я вернусь за тобой, — Дирэввин выпрямилась. — Ты сделаешь это ради меня, Сабан?

Сабан кивнул. Он не знал, как он объяснит появление Килды и Ханны, но его это не беспокоило. Он был одинок, работа в храме казалась бесконечной, и он скучал по своей собственной дочери, поэтому был рад ребёнку Дирэввин.

Дирэввин склонилась и крепко обняла свою дочь. Она долго держала её в объятиях, затем выпрямилась, всхлипнула и пошла обратно в деревья.

Сабан остался с Килдой и девочкой. Килда была вся в грязи, волосы у неё скатались в сальный клубок, лицо было широким, высокоскулым и дерзким.

— Пошли, — резко сказал он.

— Что ты будешь с нами делать? — спросила Килда.

— Я отыщу вам место, чтобы жить, — сказал Сабан, выведя их обеих из зарослей на открытую холмистую местность. Через низкую долину ему был виден Храм Неба, где рабы полировали, отбивали и отскрёбали неподдающиеся камни. Поближе, у восточного края Священной Тропы, располагались хижины рабов, откуда поднимались тонкие струйки дыма.

— Ты предлагаешь притвориться, что мы рабыни? — требовательно спросила Килда.

— Все узнают, что вы не мои родственники, — сказал Сабан, — и вы не из нашего племени, так кем вы ещё можете быть в Рэтэррине? Конечно, будете рабынями.

— Но если мы будем рабынями, ваши копьеносцы будут использовать нас.

— Наши рабы находятся под защитой жрецов. Мы строим храм, а когда он будет закончен, все рабы будут освобождены. Здесь нет ни плетей, ни копьеносцев, следящих за работой.

— А ваши рабы не убегают?

— Некоторые, — признался Сабан, — но большинство работают с желанием.

Это было достижением Хэрэгга. Он разговаривал с рабами, вселяя в них энтузиазм назначением храма, и хотя некоторые сбежали в леса, большинству захотелось увидеть храм достроенным. Они будут свободны, когда храм будет закончен, вольны остаться или уйти, и смогут наслаждаться благословением Слаола. Они сами управляли в своём поселении и не имели знаков рабов, таких как отрубленный палец у Сабана.

— А ночью? — спросила Килда. — В хижинах рабов? Ты думаешь, что женщина и девочка будут в безопасности?

Сабан знал, что есть только один безопасный путь сохранить Ханну в безопасности.

— Вы обе будете жить в моей хижине, — сказал он, — а я скажу, что вы мои личные рабыни. Идёмте.

Он повёл их вниз в долину, в которой отвратительно пахло, потому что рабы выкопали здесь сливные ямы, потом они поднялись на меловой круг, где было очень шумно от стука молотков по камням.