Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Но почему рана отделена от тела? Почему она такая большая? Наконец, случайно ли то, что она своей формой так напоминает вагину? В искусстве XIV–XV вв. изображения ран Христа вездесущи. Это было связано с мощным культом Страстей. Ведь страдания Христа – знак того, что он полностью человек, поскольку Бог не может страдать. А если он полностью человек, то, следовательно, и умирает по-настоящему. Но умерев, воскресает, тем самым открыв всем людям путь к спасению.

178. Жан Ле Нуар. Часослов Бонны Люксембургской. Париж (Франция), до 1349 г. New York. The Metropolitan Museum of Art. Ms. 69.86. Fol. 331r

К XV в. можно говорить о настоящей одержимости страданиями Христа – эта тема постоянно звучит в молитвах, проповедях, религиозных стихах и мистериях. Особую роль здесь сыграли монахи францисканского ордена, многие из которых были популярными проповедниками. Своим слушателям они внушали, что, сосредоточившись на муках Спасителя, всякий верующий получит духовную выгоду. Неудивительно, что изображения раны Христовой стали появляться в рукописях, предназначенных как для монахов и монахинь, так и для членов аристократических семей (179–181).

179 a. Джеймс ле Палмер. «Omne Bonum» («Все благие вещи»). Лондон (Великобритания), ок. 1375 г. London. British Library. Ms. Royal 6 E VI. Fol. 15r

Но видели ли средневековые зрители и зрительницы в ране сходство с вагиной? На этот вопрос однозначного ответа нет. Однако изображения вагины в медицинских трактатах или на «эксгибиционистских» скульптурах (см. 52, 53), действительно, напоминают рану Христову. И это сходство – если оно было намеренным – могло иметь под собой благочестивое обоснование.

179 b. Картузианский сборник. Северная Англия, вторая половина XV в. London. British Library. Ms. Add. 37049. Fol. 23r

Различные способы изображения раны: в окружении инструментов Страстей или в виде печати.

С XIII в. в мистических трактатах и записях видений монахов и монахинь Иисус приобретает не только отеческие, но и материнские черты. Юлианна Нориджская (1342–ок. 1416), английская отшельница, мистик и богослов, пишет, что Спаситель – это наша истинная мать, в нем мы бесконечно рождаемся, и из него никогда не выходим. Кровоточащие раны – в первую очередь та, которая расположена на груди (именно ее потом начинают изображать отдельно от тела Иисуса), – делают Иисуса питателем человечества. Екатерина Сиенская проводит аналогию с детьми: когда младенец хочет есть, он находит грудь матери и сосет молоко. Мы же должны припасть к груди Христа распятого, которая является источником милосердной любви и питает нас. Описывая одно из своих видений, Екатерина рассказывает, как она пила кровь непосредственно из раны Христовой (182). То же самое происходит и с цистерцианской монахиней и визионеркой Мехтильдой из Хакеборна (1240/1241–1298):

180 a. Раны Христовы с символами Страстей. Германия, ок. 1490 г. Washington. National Gallery of Art. № 1943.3.831

Есть и такие изображения, где рана заменяет собой тело Христово, становясь его символом, или заключает в себя сердце и все остальные раны.

180 b (XXII). Часослов. Великобритания, начало XV в. Oxford. Bodleian library. Ms. Lat. liturg. f. 2. Fol. 4v

181. Пассионал аббатисы Кунигунды. Прага (Чехия), ок. 1313–1321 гг. Praha. Národní knihovna České republiky. Ms. XIV. A. 17. Fol. 10v

Одно из первых изображений раны Христа отдельно от его тела появляется в рукописи, принадлежавшей женщине, – Пассионале аббатисы Кунигунды. Кроме того, там есть еще и миниатюра, на которой Иисус показывает свою рану заказчице.

Текст рассказывает историю Христа словно рыцарский роман. Его невеста была похищена и изнасилована неким разбойником. После этого жених отправился на ее поиски. Он провел в скитаниях 32 года, постоянно сражаясь во славу своей любимой. Наконец, он нашел крепость, где она заточена, освободил ее и возвратил ей царство.

Надписи рядом с Кунигундой и Христом на последней миниатюре передают их диалог. Иисус говорит: «Воззри на горькие раны и удары хлыста, от которых я пострадал». Аббатиса отвечает: «О, Христос, Сын Божий, смилуйся надо мной». Но самая интересная для нас – третья реплика, которую мог произнести как тот, так и другой участник диалога: «Я умоляю тебя, отдай себя полностью мне, чтобы я не был (-а) отделен (-а) от тебя».