Читаем Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии полностью

На изображениях страдающей Девы Марии, стоящей у подножия креста, о теме родов напоминает не только то, что она падает в обморок, но и характерные жесты Иоанна и женщин-спутниц. Они поддерживают Богоматерь, как повитухи на античных и средневековых образах поддерживают рожениц и как, несомненно, поддерживали реальных средневековых рожениц во время их родов. Благодаря этим узнаваемым позам зрительницам было проще ассоциировать себя с Девой Марией, которая сострадала своему сыну (231, 232).

Слабость или обморок Богоматери у креста не упоминаются ни в канонических Евангелиях, ни в апокрифических текстах. Откуда же тогда возникли такие изображения? Дело в том, что примерно с XIII в. богословы стали бурно обсуждать вопрос о том, могла ли Дева Мария испытывать такую же скорбь, как и другие женщины. Раннехристианские авторы были склонны подчеркивать ее стойкость и непоколебимость. Как писал Амвросий Медиоланский, в Писании упоминается, как Мария стояла у распятия, но не сказано, чтобы она рыдала. Обморок воспринимался как потеря веры, невозможная для Матери Божией, ведь она, по преданию, продолжала верить в то, что Иисус – Бог, даже, когда все его ученики и близкие засомневались. Впрочем, тот же Амвросий все же оставил за Марией право на какие-то чувства: по его словам, она с жалостью смотрела на раны своего сына.

В позднее Средневековье, когда верующих намного активнее, чем в прошлом, поощряли размышлять о человеческой природе и страданиях Христа (считалось, что невозможно уподобиться Иисусу, не испытав того, что испытал он), отношение к страданиям Марии тоже изменилось. В многочисленных текстах муки, которые перенесла Богоматерь, уподобляются мечу, пронзившему ее душу (Лк. 2:35). Богословы и проповедники старательно «каталогизируют» ее страдания (чаще всего речь идет о семи главных скорбях: от пророчества Симеона при Введении во Храм до Погребения Иисуса). Так что и боль, которую она испытала, глядя на страдания и смерть сына (словно вновь его родила), начинает все чаще изображаться художниками.


231. Паоло Венециано. Распятие. Венеция (Италия), ок. 1340–1345 гг. Washington. National Gallery of Art. № 1939.1.143



Здесь изображена финальная стадия страданий Богоматери – она в обмороке, ее глаза полузакрыты. Ее поддерживают женщины – символические повитухи. Сама Дева Мария изображена так, что угадывается большой, как у беременных, живот.

232. Тэймаутский часослов. Великобритания, первая половина XIV в. London. British Library. Ms. Yates Thompson 13. Fol. 122v



Волосы Девы Марии распущены, колени согнуты. Над ее головой написано ecce filius meus («вот сын мой»). Справа под горизонтальной перекладиной креста – ecce mater tua («вот мать твоя»). Между ногами Девы Марии, словно новорожденный, помещен коленопреклоненный человек. Это римский сотник Лонгин, который уверовал у креста. Он будто бы рождается как христианин у Богоматери-Церкви, и художник изображает это духовное рождение подобно рождению физическому. На перекладине креста восседает дьявол, который намеревается забрать душу умирающего Христа. Под крестом – Адам, «оживающий» благодаря упавшим на него каплям животворящей крови Иисуса.

Подражание Марии: кровать и колыбель

Образы Марии-матери, беременной, страдающей в родах или рожающей без всяких мук, были не только иконами, к которым обращались за помощью. Они служили образцами для подражания, задавали ролевые модели. При том для того, чтобы подражать Марии-матери или проникнуться ее чувствами и сострадать ее страданию, вовсе не обязательно было тоже становиться матерью. Путь духовного, визионерского материнства был открыт для незамужних девушек, для монахинь и даже для мужчин.

С XIV в. по всей Европе, а в особенности в Германии, у женщин входит в обычай заботиться (кормить, одевать, укачивать и т. д.) о маленькой кукле, изображавшей младенца Иисуса. В Италии их называли bambino («ребенок»), и они часто входили в приданое девушек. В Германии такие куклы именовали Christkindl («младенец Христос»). Эти маленькие керамические или деревянные фигурки были раскрашены, чтобы выглядеть как настоящий ребенок, и зачастую к ним прилагались колыбельки и целый гардероб. Женщины держали таких кукол у себя в комнатах или кельях, вдали от любопытных глаз.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки
50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки

Ольга Леоненкова — автор популярного канала о музыке «Культшпаргалка». В своих выпусках она публикует истории о создании всемирно известных музыкальных композиций, рассказывает факты из биографий композиторов и в целом говорит об истории музыки.Как великие композиторы создавали свои самые узнаваемые шедевры? В этой книге вы найдёте увлекательные истории о произведениях Баха, Бетховена, Чайковского, Вивальди и многих других. Вы можете не обладать обширными познаниями в мире классической музыки, однако многие мелодии настолько известны, что вы наверняка найдёте не одну и не две знакомые композиции. Для полноты картины к каждой главе добавлен QR-код для прослушивания самого удачного исполнения произведения по мнению автора.

Ольга Григорьевна Леоненкова , Ольга Леоненкова

Искусство и Дизайн / Искусствоведение / История / Прочее / Образование и наука
Певцы и вожди
Певцы и вожди

Владимир Фрумкин – известный музыковед, журналист, ныне проживающий в Вашингтоне, США, еще в советскую эпоху стал исследователем феномена авторской песни и «гитарной поэзии».В первой части своей книги «Певцы и вожди» В. Фрумкин размышляет о взаимоотношении искусства и власти в тоталитарных государствах, о влиянии «официальных» песен на массы.Вторая часть посвящается неподцензурной, свободной песне. Здесь воспоминания о классиках и родоначальниках жанра Александре Галиче и Булате Окуджаве перемежаются с беседами с замечательными российскими бардами: Александром Городницким, Юлием Кимом, Татьяной и Сергеем Никитиными, режиссером Марком Розовским.Книга иллюстрирована редкими фотографиями и документами, а открывает ее предисловие А. Городницкого.В книге использованы фотографии, документы и репродукции работ из архивов автора, И. Каримова, Т. и С. Никитиных, В. Прайса.Помещены фотоработы В. Прайса, И. Каримова, Ю. Лукина, В. Россинского, А. Бойцова, Е. Глазычева, Э. Абрамова, Г. Шакина, А. Стернина, А. Смирнова, Л. Руховца, а также фотографов, чьи фамилии владельцам архива и издательству неизвестны.

Владимир Аронович Фрумкин

Искусствоведение