Страдания и Звёздный свет

Лайонел так любил мучить меня молниями, рожденными этим человеком, с нездоровым удовольствием наблюдая, как мое тело выгибается и сгорает изнутри, а агония пронизывает меня насквозь. Я боялась поцелуя этой силы больше, чем хотела признать. Но еще больше я боялась потерять этот шрам.

Усилием воли я оттянула Феникса назад, давая его дарам возможность обжечь мою кожу, глубоко вдохнула и почувствовала, как вокруг нас поднимается статическое электричество.

— Per amore e sacrificio (п.п. За любовь и самопожертвование), — пробормотал Данте на фаэтанском, проводя двумя пальцами по кровоточащей ране на моей ладони, и сила его молнии впилась в мою плоть и затрещала между нами.

Я резко вдохнула, мой позвоночник выгнулся дугой от пылающего поцелуя его силы, которая пыталась вызвать в моей памяти самые ужасные воспоминания. Но я не позволила им всплыть на поверхность, сосредоточившись на воспоминаниях о глазах, темных, как сам грех, и любви мужчины, которого я едва начала считать своим, но эхо его прикосновений слишком быстро ушло от меня.

Данте отпустил меня, и я опустилась обратно в ванну, вода молочного цвета переливалась через край. Я вынула руку и посмотрела на шрам, который теперь украшал мою ладонь. Кожа опухла и покраснела, от нее по всей руке расходились крошечные линии, где электричество немного отходило от раны. Он был похож на дерево, навечно запертое на зиму. Колючие ветви расходились от толстого и грубого от возраста ствола. Оно было сырым, диким, прекрасным. И оно прорезало мое сердце и жизненные пути, бросая вызов любым предначертанным ожиданиям судьбы, оставляя меня свободной, чтобы с этого момента я сама определяла свою судьбу.

— Спасибо, — вздохнула я, рассматривая шрам, боль от которого утихла, когда я позволила своей магии успокоить затянувшуюся боль, а затем подняла глаза, чтобы еще раз посмотреть между ними. — Но ты пришел сюда не для того, чтобы исцелить мою руку.

Данте подарил мне призрак улыбки, покачав головой. — Нам нужно знать, где Габриэль.

Мой взгляд переместился с него на Леона, его золотистые глаза поблескивали от страха за безопасность моего брата.

— Пропал, — вздохнула я, зная, что это не то, что они хотели услышать, и чувствуя шок и страх, когда это поразило их, как будто это был еще один удар в мою собственную душу.

— Как? — потребовал Данте, его фаэтанский акцент был густым, когда в воздухе снова затрещало электричество, а в небесах над головой раздались раскаты грома.

Я взглянула на небо через стеклянную крышу, когда облака сошлись и скрыли все звезды, и выдохнула с облегчением, когда их взгляды отлетели от меня.

— Я не знаю, — призналась я, и боль в моем голосе была явной. — Но он послал мне сообщение, пока я скорбела на коленях на поле боя. Пророчество, насыщенное знакомой магией, которое имело вкус прощания.

Если бы у меня оставались слезы, я знала, что одна из них скатилась бы по моей щеке при этих словах, чтобы упасть в воду, в которой я все еще сидела.

— Не может быть, — твердо сказал Леон. — Гейб не бросит нас. Ни через миллион, ни через миллиард лет.

— Расскажи нам пророчество, — потребовал Данте, и Леон начал пятиться.

— Когда вся надежда будет потеряна, и наступит самая темная ночь, вспомни об обещаниях, которые связывают. Когда голубка истечет кровью от любви, тень встретит воина. Гончая будет мстить там, где глубокий разлом. Ждет один шанс. Король может пасть в тот день, когда Гидра зарычит в злобном дворце.

Несколько долгих секунд мы смотрели друг на друга, каждый из нас хотел, чтобы другой понял в этих словах что-то, что могло бы нам помочь.

Но ничего не нашлось.

— Мы уходим, — твердо сказал Леон. — Мы возвращаемся на поле боя, чтобы найти нашего брата. Он наверняка оставил нам что-то там, какой-то способ найти его. Гейб любит свои запутанные словесные игры, мы разберемся.

— Не называй его Гейбом, — пробормотал Данте, и они обменялись коротким испуганным взглядом, прежде чем снова перевести взгляд на меня. — Мы уходим.

Я кивнула, мое сердце заколотилось при мысли о том, что еще больше людей бросят меня, но я знала, что это к лучшему. Они могли сосредоточиться на Габриэле. Они могли выяснить, что с ним случилось, найти его… что-нибудь.

— Скажите тому, кто контролирует палаты, что я разрешила вам уйти, — сказала я, зная, что повстанцы ослабят это правило только по моему приказу. Я не беспокоилась о том, что кто-то из них предал нас, в любом случае, и если был хоть какой-то шанс, что они смогут найти Габриэля, я не собиралась вставать у них на пути. — Если вам что-то нужно от меня, просто скажите, — вздохнула я, когда они повернулись, чтобы уйти.

— Убей этого засранца Дракона, если сможешь, — обратился ко мне Леон, когда они уходили. — Это было бы очень кстати.

Подавленный смех, который мог бы быть и всхлипом, вырвался у меня, когда я осталась одна в обжигающей воде, которая колола мою кожу, и только Феникс во мне не давал ей сгореть.