Страдания юного Зингера

Дорога пошла под уклон. Пологий спуск, поросший низкой жесткой травой, вывел к широкой, ленивой реке. Зиновий побрел вдоль берега. В голове неотвязно зазвучало: «На берегу пустынных волн…» — но это было знакомо с самого раннего детства; и стихотворные строки, хотя они говорили о другом береге и о других волнах, странными сейчас не казались. Вода отливала холодным свинцом. Мысль о купании поначалу вызвала дрожь. «Но нет, это — здравая мысль. Иначе мне, видимо, не избавиться от наваждения. А надо, надо, черт меня подери, встряхнуться!»

Когда Зиновий вышел из воды, на берегу — неподалеку от его одежды — сидела девушка. Обхватив колени руками, по-птичьи наклонив голову. Глаза у нее были большие и черные, словно влажная сморода, и в глазах этих прыгал смех.

— Как это вы отважились искупаться?! А я вот вашу одежду решила постеречь. — И безо всякой паузы: — Меня Галя зовут. А вас?

Зиновий молчал, улыбаясь. «Именно это имя ей и подходит — птичье!»

— Чего это вы лыбитесь?! И чего молчите? Может, воды наглотались, а? — Девушка хихикнула, потом надула губки. — Фи, какой невоспитанный: его спрашивают, а он не отвечает!

— Вы не сердитесь на меня, пожалуйста! Я по-хорошему улыбнулся. Мне оч-чень, оч-чень приятно на вас смотреть. А не ответил… просто у меня имя не такое хорошее, как у вас…

— Чем же мое — хорошее? — искренне удивилась Галя. — А плохих имен, да будет вам известно, и вообще не бывает. Ну, так как же вас зовут?

— Зиновий, — выдавил из себя с большой неохотой.

— И чем же оно плохое? Редкое имя! Не то что мое. — Девушка повторила нараспев: — Зи-но-о-ови-ий! Мне нравится! А вы ведь не здешний? Откуда будете?

— Из Ленинграда. Студент.

— Ой, что вы говорите?! Как интересно! А я ведь как раз в Ленинград и собираюсь поехать, в медицинский поступать. Я школу закончила, отец с матерью на юге, у них отпуск. Отцу тепла и солнца, как воздуха, не хватает. А я здесь осталась, одна. Впервые. К вступительным готовлюсь. А вы как в нашем городе оказались? Не секрет?

Зиновий торопливо оделся, стал рассказывать. Девушка схватила его за руку, воскликнула:

— Так вам ведь жить совсем негде! Пойдемте ко мне, пойдемте! Говорю же вам: квартира совсем свободная, мать с отцом уехали. А я и обед вам сварю, я готовить умею, правду говорю! Пойдемте же! Да не бойтесь же, я не кусаюсь!.. Смешной вы какой, честное слово…

По дороге она тараторила, не умолкая:

— …Отец у меня здесь сидел, сам-то он родом с Кавказа, его в тридцать шестом посадили, пять лет дали — как ярому троцкисту. Он мне говорил: счастлив донельзя, что рано сел. В тридцать седьмом его бы расстреляли, наверное. Такой ужас! А его на допросах не пытали, не били — просто срок дали; можно сказать: смехотворный. Это отец сам так говорит. Но ведь представьте: пять лет. Целая жизнь! В сорок первом, в июне, срок у отца кончился, освободили его, он уже на вокзале сидел — поезда ждал. А тут — война. Как снег на голову, отец говорит. Всех освобожденных, кто еще не успел уехать, здесь оставили. Отец стал вольнонаемным работать. В конторе — в том же лагере, где сидел. Может быть, ему из-за этого снова повезло: больше не арестовывали. А мама моя — из здешних. Ну вот, когда папа мой свободным стал, они и встретились. И поженились — это уже после войны было. Тут и мне повезло: я на свет появилась. Я родителей своих знаете как люблю!..

Зиновию отчего-то приятно было слушать Галю. Он успокоился, наваждение уже не преследовало. Мир снова обрел четкие, привычные контуры. И в этом мире был он.

И Галя.

— …А я тут такого насмотрелась — ужас! Вот и решила врачом стать. Детским. Я детей страсть как люблю! Ну просто безумно! Малипюсеньких! Ой, они такие… такие!.. Как думаешь: стану я хорошим врачом?!

Девушка остановилась. Подняв голову, умоляюще взглянула на Зиновия своими прекрасными черными глазами. Губы ее приоткрылись.

Зиновий — сам еще не отдавая себе отчета, зачем, — обнял Галю и крепко поцеловал.

Три дня они были счастливы.

Наваждение, преследовавшее Зиновия, рассеялось окончательно. И неудачником он перестал себя считать. Какой же он неудачник?!

А потом он уехал. Обещал писать, обещал обязательно вернуться в августе.

Но: не написал и не вернулся.

Через несколько дней после того, как Зиновий расстался с Галей, грузовик, который вез студентов на работу, перевернулся. Единственный жертвой оказался Зиновий.

Он так и не узнал, что все-таки вытащил счастливый билет судьбы.

…Спустя сто лет, в городе С., в сквере, на площади, поставили памятник. Зиновий узнал бы его сразу.

Это был памятник его сыну…

Берегис началныка