Что я делаю сейчас? Живу жизнью Богини! Летаю по всей вселенной в тысячу раз быстрее света и испытываю бесконечное блаженство, погружаясь в курьезные, удивительные комические ее глубины. Душа моя сияет более интенсивно, чем души всех людей, когда бы то ни было существовавших в этом мире; и там, где она засияет, все падают ниц перед ней, как перед Богом! Я королева вселенной. О! Только после того, как женщина проснется ото сна, в который она погрузилась со времен пауков… когда она раздавит ногой это хамское, оскотинившееся, паразитическое, смехотворное племя самцов, тогда для человечества взойдет его солнце! Больше чем в пространстве, я летаю в беспространстве мысли. Я полностью решила мировую проблему — уничтожила скептичность; все ночи превратились для меня в бесконечное солнечное сияние. Вспоминается целая вечность прошедшего. Только единственную глупость — кто был тот джентльмен — никак не могу вспомнить! — Она расхохоталась. — Но чаще всего бываю в Кордильерах, во дворце, вырубленном изо льда, с видом на океан и на — Его глаза… О! Может быть, мы умерли, но нашли друг друга! Но он такую злобу питает ко мне… Во всей своей славе я Ему ничуть не нравлюсь. Постоянно он настаивает, постоянно настаивает на том старом… иначе, мол, я паду снова…
Она закрыла лицо руками и потом заговорила шепотом, и голос ее изменился:
— Я чего-то боюсь… Какой-то черной дыры, которая страшнее всего, что мне пришлось преодолеть… А эта черная дыра — это я, я сама… А потом еще этого белого мягкотелого призрака. Он для меня еще чернее. Ах, ах, я всего лишь вечная, черная ненависть. Если так, я не смогу победить… Я Люблю; но моя любовь — лишь островок в море моей ненависти. У меня есть воля; но она, эта владычица в изгнании, раболепствует перед черными инстинктами. Я черная. Поэтому мой призрак — белый; поэтому для меня свет — это призрак… Мой Муж прав, так я не могу победить…
Она опять упала; вдруг вскочила и, Боже мой, представьте себе, поцеловала меня… А потом снова пала ниц и стала извиваться. Вдруг подскочила как мячик и заорала:
— Любовь — это мягкая свинья, ненависть — это все! Я недостойна ненависти, как сказала когда-то знаменитая собака: Я! Лишь все то, что не является Мною, и есть то, что собственно дурацкой ошибкой не кажется быть им! Ошибка достойна Всеобщего идиотизма ненависти! Ошибка, что кроме меня что-то существует! Вот это и есть вся собачья вселенная. Нужно ее раздавить, Муж мой, ты мертв, как и я, ты — моральный пес, как все мужчины! Я доведу свой бой до конца без тебя, я плюю на тебя! Только Женщина является Мужчиной! Довольно недостойной болтовни с тобой, крыса из Клоаки! Ты осужден на смерть, из всех смертей самой страшной. Мерзость, верь: только тому, что ты в Сауштейне прилично обращаешься с моими кошками, ты можешь быть благодарен, что до сих пор воняешь под вашим загнивающим светилом! Но когда я узнаю, каково было твое участие в содеянном в тюремной башне твоих оскотинившихся предков, верь мне, я брошу тебя в самое страшное пекло, я, Королева Преисподней, Королева Небес, Королева Вечности!
Она пнула меня ногой и еще раз сделала коровий глоток из бутылки.
— Хельга, — пролепетал я ни жив ни мертв, — не пейте этот спирт! Ведь он непременно уничтожит вас!
Она захохотала.
— Ты знаешь, что такое нектар, который пьют боги? Чистый спирт! А ну, глотни и ты! — И она засунула мне бутылку в рот.
Я лизнул.
— Еще, скотина! Еще больше! А то как огрею тебя! — Ну, давай, чтобы у тебя осталось воспоминание обо мне!
Она побежала к экипажу, изрядно пошатываясь. Неуклюже взобралась на козлы, и вороные жеребцы, сущие дьяволы, помчались бешеным галопом. Через секунду затихли их топот и громыхание колес…
Вдруг, в полусознании, я вздрогнул — что-то меня покидает, чувствую, как кто-то бьет меня по плечу. Поднимаю глаза — князь Эйленбург и Мольтке!
— Вот это да! — воскликнул последний. — Что это ты сидишь тут так уныло, братишка мой сладкий? Да еще в ежевике, Господь с тобою!
Они подняли меня.
— Ах, — стонал Мольтке, — Твоя сладкая попа, наверное, вся исколота: действительно, на брюках кровь! О Вилли, Вилли, если бы ты это видел, ты заплакал бы кровавыми слезами!!
Но довольно! Читатель уже заметил, что я сумасшедший; во что иное я мог превратиться после этой жуткой истории? Представьте, даже в экипаже она сегодня прикатила, чего вам еще надо? Виргинскую сигару курила и спирт пила, сволочь! Христиане добрые, разве это возможно просто так, свыше полугода гнить в голодной тюрьме и вместе с тем дуть спирт, как корова? О tempores, о mora![31] И в мужском костюме разгуливала, шлюха! А животик ее, а две половинки сзади, если бы вы видели! Тогда в парке у нее был вид окотившейся кошки! О животик мой, который мне удалось лишь разок, в свадебную ночь, погладить, если бы я ведал, при каких обстоятельствах вновь увижу тебя…