Страх

Положила трубку и заблокировала номер, чтоб не слушать его ругань и не читать его сообщения. Смотрела в глаза черной ночи за окном, заклинала тьму, чтоб Радость помнил о ней, хотел ее, видел ее во сне, не мог без нее жить.

27-го вечером ждала за столом, перетащив туда тяжелый программерский комп с огромным системником и тремя мониторами. Вошла в Книгу Волоса — Кошес уже начал инсталлировать. Первые четыре файла ложились поверх четырех базовых текущих программ — пространственно-временной All Maps и трех программ DP — желаний, роста и обмена. Благодаря тому, что программы были уже взломаны и подготовлены, файлы адаптировались легко — игрокам не менялись аккаунты и истории, не терялись их данные, не менялось их положение во времени и пространстве игр. Они не поймут даже, что игра изменилась, с этой ночи — другие правила и ставки.

С Пятым файлом, — насадкой на программу «Olimp», ведущей суд, решили пока подождать, не загоняя Гилаца в угол. На паузе пока и 6-й, и 8-й файлы, формировавшие принципиально новые игровые пространства, придуманные Волосом — Красота и Честь.

Смотрела, как набухали столбики и крутились звездочки — грузилось. Следила за растущими цифрами процентов загрузки, за зеленым цветом полоски установки. Ничто не краснело, не висло, не выплывали окна оповещений об ошибках. В комнате было тихо и темно, как в царстве мертвых.

— Ну что, подруга, прыгаем? — появился в углу экран с лицом Кошеса, — Люблю тебя.

Срок сейчас одевал на голову сферу — соединял свои нейроны с получавшейся новой программной средой. Врачи подключали к нему аппаратуру жизнеобеспечения, укладывая на кровати в закрытом бункере в ИВЦ в Демире. Кабинет — смесь реанимационной палаты и программной диспетчерской светился огнями на мониторах компов и на медицинских приборах. Сул вставил микросиди с файлом-инсталлятором себе в искрившийся синими звездочками шлем.

Лилит одевала сферу попроще — маску на лицо, соединив ее с системным блоком и вставив в маленький разъем на лбу микросиди с Седьмым файлом. Программа была создана так, что формировала в сознании всем игрокам на основе их индивидуальных привязанностей нейронные цепочки, моментально ведущие от желания к страху потери. Маска наливалась золотом и багровыми хаотичными быстрыми линиями, лицо покалывали электрические разряды:

— Прыгаем, Сул. Мы всех сделаем.

Кошес в своем углу экрана затих на постели. Лилит нажала интер для закачки своего Файла Страха. Сул врубил инсталлятор и основной монитор погнал картинку — высокий и тощий скелет шел во тьме, его кости светились тускло-красным, походка и жесты были знакомы, Лилит узнавала Срока. Скелет тяжко пошел вверх по лестнице, одетой в алый бархатный ковер, сочившийся под ногами струями крови. Вокруг проступали тени огромного зала готического замка со статуями бледных и суровых ангелов. Поднялся и сел на горевший огнем трон, положив ладони на рукоятки в виде голов жутких хтонических монстров. Над черепом вспыхнула языками пламени корона. «Программа активирована. Игра открыта», — появилось на экране, и Лилит садануло током по всем костям и жилам, затрясло и сдавило. Маска горячо присосалась к лицу. Мониторы на столе задергались и поплыли. Она чувствовала волны электричества по телу и видела бешено летевшие по черному небу звезды.

Небо смотрело на нее, звезды остановились. Лилит стояла посреди ночного бескрайнего поля, далеко на горизонте ограниченного черной махиной леса. Вокруг шелестела трава, пищали из кустов птицы, под ногами шуршали невидные ночные твари. Она подняла руки перед собой, тихо запев что-то древнее и горестное. Скорбно хрипела и жалостно выла, в отчаянии голосила на неизвестном грубом и гортанном языке. Взмахивая руками, медленно начала крутиться, продолжая петь, видя, как струится в темноте над травой ее черное платье, как облако дыма.

Вокруг стало холодеть, земля и небо откликались на ее плач стылыми волнами, поле отвечало воем ледяного ветра. Трава пригибалась и стелилась под тяжелыми порывами ветра. Черная бездна вверху стала синеть, а звезды бледнели, искрили стальным мерцанием. Лилит чувствовала под ногами дрожь, оттуда истерично вибрируя и трясясь, с гулом отчаяния, непоправимой тоски и лютой, безысходной обиды, поднималась, переливалась в ледяных ветрах, раскачиваясь голограммным облаком скорбь. Ужас потери бил в нос запахом металлической крошки, на губах была горечь железа.

Лилит кружилась и стонала, ее голос повис над полем, которое покрывалось снегом и льдом. Небо стекленело, земля каменела, а ветер пронизывал насквозь до костей морозом. Ее черная тень вращалась над полем, вдали скованный инеем фиолетовый лес стоял, как железные решетки густой ограды. Ужас и обреченность ложились на поле, на весь мир вокруг, как несокрушимая могильная плита, давя все и всех непреклонным осознанием тщеты и никчемности, неизбежной смерти, краха, небытия.