Страх

— Молодец, Дейв! — Я тронул его за плечо, почувствовал его, может, ссучившийся джедай… Мало ли кто из наших как выживает. Но работать на Кошеса это перебор. Хотя Радость же работает… — Теперь давай нам свои ксивы, вертолет и пилота. Это же ваш стоял ВИП семиместный голубенький на площадке? Не дрейфь, с тобой Гепа останется, присмотрит. Если мы не вернемся, он тебя пристрелит. А, Гепа?

— Вальну в натуре, — Гепард выпучил глаза на Дейва и выдвинул вперед свирепо челюсть, артистично приставил ствол ему в лоб.

Скворец кивнул в целофановое окно — пришел генерал. Хват был доволен, что не придется воевать за тело Клюва и пускать для этого в расход пару бригад. Согласился взять на себя возможные разборки из-за «наезда на прессу».

Понтовая по теперешним временам брендированная вертушка с кондеем несла нас над вечеревшими плоскими степями. Скворец задумчиво ковырял навороченную IGMовскую камеру. Что-то лучшие бойцы Радости мне показались за недолгое наше знакомство слегка на измене:

— Чего грустишь, волчара? — попробовал я взбодрить помощника, — Дело сложное, конечно, но на месте разберемся. Главное легенды держись, оператор, и смотри в оба. И все будет тип-топ. Не ссы.

— Я не об этом, Бросок, — Скворец вымученно улыбнулся, совсем уже не как гимнаст, — В целом все как-то стремно. Не объяснить. Кажется, что все может получиться, что все сделаешь правильно, все постараешься на пять баллов… Но кто-то спи…дит все в конце. Возьмет и по беспределу вытащит что-то главное. То ради чего все затеваешь.

— Ты про войну? Да победим уже по ходу. Скоро львы подтянутся.

— Не. Не про войну. Я к олимпиаде областной по гимнастике дома в детстве готовился, как никто. Меня уже в сборной ждали. Я точно бы чемпионом бы стал. А тут вдруг, сука, раз — и зрение село. Вот как я мог к этому приготовиться? И все насмарку, все по пи…зде, и ничего не исправишь. И сейчас, и в любой момент может такое же говно случиться. Ху…к, и все зря. И оно рядом, и с ним не договоришься, не отобьешься. Беспредел.

Я молча похлопал его по плечу, да уж, подумал, не стану я ему про свои горести с Черной рассказывать. Посмеется, скажет, лажа. Уже подлетали, я подсел к пилоту, вышел в эфир на открытой частоте:

— Всем! Я Пресса, IGM. Вижу колонну. Вы кто?

— Я снежный барс, полковник Жало, 2-я Штурмовая, — зашипело снизу, — Что надо?

— Керосин кончается. От степных еле ноги унесли. Так есть хотим, что даже переночевать негде.

— Садись.

Пилот посадил машину у скопления огней среди которых в упавшей на степь ночи угадывались силуэты бронетранспортеров, кунгов и палаток.

Погонялы тут меткие — Жало был тощим и длинным, белобрысым с тонкой длинной головой на узкой шее. Обветренное лицо, энергичные манеры, как у вьюнка, поджарый в общем такой барс.

— Что у вас со степными стряслось? — полковник быстро но внимательно стрельнул глазами в наши ксивы.

— Да озверели вконец. Чуть камеру не разбили. Мы какие-то контейнеры сняли нечаянно на 4-м стартовом столе на космодроме. Большие такие под три метра высотой с мановахскими ярлыками, на миротворческие похожие. Хотели на подвал бросить нас. Мы поперли уже напролом, стрелять они только что постеснялись.

— Да понятное дело, миротворцы эти, суки, с ними заодно, — Жало зло сплюнул на траву, — озверели волки, не то слово. Я Клюва выбивал с авиабазы. Вот же он злая тварь. Был. Грызся, падла, до конца. Я пол бригады там потерял. Волчара позорная, так и сдох у ангаров, не сдриснул.

— Хоть трофеи взял?

— Какое там… Нищета.

— Ну вон ты мясом зато разжился, — я непринужденно кивнул на рефрижератор с нарисованными на борту вкусными баранами, — Че давай шашлычка сбацаем? У меня оператор такой сжарит, ты всю жизнь этот шашлык будешь помнить.

— Да не до того, — замялся Жало.

— Да что ты? Твое мясо, мой повар — вот и ужин.

— Некогда. Голодные? — полковник махнул нам на палатку, — бросайте шмотки вон там, вам туда хавчик принесут. Мне в натуре некогда интервью давать, завтра вертушки будут с Меркета, поделятся керосином. Спокойной ночи.

Барс ушел, мы со Скворцом заселились в палатку, ожидая еду. Все в принципе ясно. Объект в рефрижераторе, при такой густой жаре больше негде. Часика в три ночи выйдем, тихо срежем часовых у машины и на ближнем посту, с которого все видно. Отнесем тело в вертолет и улетим.