Страх

— Нам бы еще одну локацию завести, в Мановахе или где, хочешь, но чтоб климат был с зимой, чтоб на меха можно было тратиться, и городов побольше, чтоб на бизнес джетах летать. Да и море хорошо бы нормальное, на Флорине много яхт смешно выглядит.

— Не сейчас, — Уоллос присел у одного холодильника, сунув руку в ящик с документами на покойника, погрузившись в чей-то кончившийся мир, внимательно ведя взгляд со строки на строку, с фото на фото, — в ближайшие года три большие перепальцовки будут во Вселенной, в том числе в Мановахе. С Бахди пока не будем никуда высовываться…

Уоллос, вынул из ящичка фото какого-то деда, стал рассматривать под разными углами, лицо генерала стало серьезным, даже жестоким:

— Видишь, Мать, старики стали-то помирать, как мухи. Молодые вместо них идут, и с ними идет будущее. А за будущее придется драться, — Джонсон аккуратно засунул фото назад и плавным движением, словно прощаясь, задвинул ящик, щелкнув засовчиком, — Щелк! И нету прошлого. Лети, старик, за три галактики… Что с проектом казино?

— Джефферсон против.

— Ладно, с Лесли я потрясу. Но остальное — твоя работа, это все реальный пиар. Думай, как расходы увеличить. Вейлс свое дело делает нормально, никто наш Третий Контур не видит. А твое дело — чтоб никто его и не искал. Извини, что опять повторяю, но запомни и пойми. Все, кто на нас смотрит, даже те, кто во Втором Контуре, должны видеть, что все прибыли жгутся в Бахди. StarBus укомплектован толпой молодых амбициозных гениев — прожженных гедонистов, которые сливают все баблосы в твоих дворцах. Вот, что должны все видеть. Мы через год выходим на Волопаса, все будут понимать, что доходы вырастут еще на четверть. Чтоб была видимость, что мы прогуляли сто тысяч золотых, ты должна будешь придумать реальных чеков хотя бы тысяч на тридцать.

Маат хмурясь отвернулась от Мановаха, уперевшись взглядом в гроб, в котором Уоллос сдвинув щиток, через пластиковое окошко разглядывал лицо покойника. Малькольм подошла и тоже посмотрела на покрытое инеем женское тонкое белое печальное лицо лет семидесяти, покрытое плотной сеткой морщин, похожих на следы от коньков на льду:

— У нас этим бортом летит на Скорпион десять журналистов — освещать исторический рейс, рассказывать о суперкомфорте и офигенной во всех смыслах атмосфере на StarBus. Мы на дозарядке на Аполлоне будем через два месяца. Давай к этому времени твои ювелиры на Антее сделают им именные флэшки с бриллиантами? Подарок на память о первом в истории рейсе и все такое…

— Молодец, Маат, вот это тема. Пусть всем хвастают, постят везде, — Уоллос закрыл щиток, укрыв мертвое лицо в темноте холодильника, — и в 3-й Дворец купи к приезду папараци вертолет. На бизнес джете там действительно некуда лететь… А вертушкой в джунгли, там сафари и вечеринка на диком пляже, с завозом туда всех излишеств всеми тремя яхтами.

Уоллос и Маат, не сговариваясь, едва заметно, почтительно кивнули холодильникам и вышли из отсека в темный коридор. Генерал улыбался и тепло, как умел только он, приобнял Маат так, что она чувствовала себя в абсолютной надежности и безопасности, понимала каждой клеткой тела, что они вместе и они победят, с кем бы ни пришлось столкнуться. Они шли такой парочкой, обнявшись, по своему новенькому крейсеру, темным проходом между багажными и служебными отсеками, металлический пол глухо печатал их неторопливые шаги, а редкие лампы дежурного освещения делали все похожим на романтический вечер где-то за городом.

— Выбери из тех папараци, что проникнут во дворец, одного по понятней, позволь ему подделать пропуск и пусти на эту вечеруху. Жизнь коротка, пусть ему улыбнется творческий успех и счастье в личной жизни.

Книга Похорон. Глава 6. Новости для Роджера

Голова гудела от голода. Бортовой комп при энергоостатке в три батареи вырубил почти все, в том числе холодильник, испортив еду. Одна батарея — НЗ для блока самоспасения, одна батарея худо-бедно сохраняла обитаемость отсека — минимум гравитации, тусклый свет, обогрев до 15 градусов Цельсия, подача воздуха и воды. Третья — на последний стартовый импульс, когда хозяин решит, куда лететь. Как оказалось, я лежал в отключке три месяца, и теперь лютые позывы из брюха били во все отсеки сознания сигналами, наподобие воя заунывной сирены тревоги — «Жрать! Срочно!» А нечего.

Расковырял две банки тушенки из кладовой, запил экономно простой водой. Во рту было солоно, глоталось с трудом, а желудок не умолкал — «Мало! Еще жри! Много!» А нечего.