Страх

На фронтах застыли потерявшие централизованное управление армии. Нарушенное снабжение позвало солдат грабить население. При этом, говорят, осьминоги вломились на Лафу, вынеся под ноль целый огромный богатый регион. Гаммовская армия продолжала торчать под Мехсомом, пытаясь дожать остатки тигров и волков. А львы невозмутимо, без навигации и программы прокладки курса, ручками на штурвалах тащили в Медвежьегорск армаду купленных по всему миру крейсеров. Своим рискованным опытом подтверждая теории о том, что пространственно-временной каркас цел, планеты и звезды не сместились, и летать, в принципе, немножко можно. Куда-то делся дикий беспричинный шизотный ужас, мучивший человечество полтора месяца. Ощущение было, что сняли с головы тесную на три размера меньше шапку, и теперь… Хрен его знает, что теперь. Но стало все равно лучше. Тревожно, стремно, но это было оживлявшее, бодрящее беспокойство, в нем были идеи, в нем рождались попытки что-то делать… Оно не убивало, как тот Страх. Ветке хотелось жить. Желание жить струилось по венам ощутимо и внятно, она хотела узнать что дальше, хотела здесь в этой жизни участвовать, что-то делать, оставить след. Шасси мягко тронули грунт, пилот крикнул из кабины, что прилетели.

Над бетоном космодрома сильно пахло жженой резиной и железом, керосином и солярой. Широко и сподвывом гулял уже холодный и сырой по-настоящему осенний ветер. Лязгали и стонали у стыковочных столов башенные краны, облепив огромные небоскребы тяжелых крейсеров. 240-метровые серебристые махины отекали паром и дымом, искрились тусклыми огнями окон и габаритных огней, оживали носившимися вверх-вниз фонарями лифтов. Двадцать таких монстров и полсотни средних крейсеров — вместе превратили Медвежьегорский космодром в настоящий сити, видный теперь за десятки километров. Все леса и поселки вокруг ощетинились пусковыми установками и антеннами, радарами и командными кунгами зенитных комплексов, превратив Медвежьегорский космодром в неприступный бастион для авиации бритых и гаммовцев. Летное поле, терминал, складские территории и парковки наполнились палатками, вагончиками, пластиковыми контейнерами — всеми видами временных казарм и прочих помещений, превратив Медвежьегорский космодром в огромный военный лагерь. Львы развертывали здесь свое 60-тысячное войско с тысячей единиц тяжелой боевой техники, расставляли на местном аэродроме свои 75 суперсовременных самолетов и сотни боевых вертолетов — все, от БМП до штурмовика, новье 5-го поколения.

Ветка шла с трудом против ветра, закрывая лицо воротником пальто, пряча руки в карманы, глядя под ноги на серые холодные лужи, по которым бежала рябь, слушала лязг железа и ругань солдат со стороны погрузочных команд у ближайшего корабля, вдыхала кисло горькие запахи оружия и техники. Спешила, семеня сапожками, за львом-солдатом, который был ее провожатым от вертолета к штабу. Впереди от палатки махали руками двое в модных камуфлированных куртках. Провожатый вел к ним.

Пуму можно было узнать издали — по белозубой широкой улыбке и искрам в пронзительных глазах. От него как всегда исходили уверенность, бодрость и веселый подъ…б. Серебристые седины в усах, бородке, на висках и на пышных бровях его не старили, а только прибавляли его подъ…бу веса и опасности. Рядом был Ягуар, сосредоточенный, смотревший на огромные башни крейсеров на посадочных столах и длинные шеренги танков между ними. Пума оживленно жестикулировал и смеялся, ухватил, поцеловал Ветке ладонь. Ягуар поздоровался кивком и взмахом руки позвал греться в палатку. Там лев панибратски хлопая девушку по плечу вытащил бутылку коньяка — одну из целой стопки ящиков, высившейся в углу до потолка:

— У нас на Альфе есть древняя мудрость, проверенная веками, — Сенатор наливал Ветке в высокий фужер, и счищал фольгу с бруска шоколада, — если вдруг захотелось угостить красавицу коньяком, сделай это прямо сразу, немедленно… Не жди 8-го марта, не будь мудаком. Согрейтесь, Леди. Это лучший коньяк Эльдорадо.

Веточка глотнула, почуяв огненный поток внутри себя, услышав жар на языке и на небе, тонкий запах в носу. Откусила твердого черного шоколада. В палатке стало тепло и радостно, уютно и светло. Пума притих счастливо глядя на принцессу. Ягуар, присев перед ней на железный грубый стол, по-отечески тронув ее за коленку, заговорил, глядя в пластиковое окно на серые хмари своей шестьдесят пятой осени: