Страх

Сколько зряшных жертв и усилий, потерь и типа «побед» и в конце опять и опять Она говорит «Уйди, ты мне не нужен». Можно сотни лет себя парить, что это не главное, пустяшные страсти, есть чем заняться — Вселенная большая и веселая. Да ни х… подобного! Это главное, самое главное. Какой там к хренам Грог и апокалипсис… В ушах все четче, миллионами голосов гомонило «Уйди, ты мне мешаешь…» От злости и тоски ломало кости, я повернулся на бок, вжав голову в грудь и закрывшись руками, прячась от разрядов какого-то потустороннего электричества, проносившихся по всему телу, волнами отчаяния. В ушах гудело, как в трансформаторной будке. Перед закрытыми глазами росло огромное черное пятно, пульсировавшее багровыми и желтыми всполохами. Тьма приближалась — непроглядная и невыносимая, абсолютно пустая и холодная. Ужас леденил, казалось, к моим плечам кто-то на доли секунды часто прикасался сотней рук, волосы встали дыбом. Я смотрел, не отрываясь, как наплывает эта чернота, чувствуя, как скован страхом и не могу шевелиться, уже не в силах не то что отвернуться, но даже сдвинуть взгляд. Я только сумел скривить край губ в жестокой лыбе не известно кому — Что, типа дожали? А я опять сдриснул, я ушел… Я вас сделал.

В этой секунде я вдруг явно ощутил, что страх, обида, усталость и ненависть, — это что-то одно и тоже, одно и тоже чувство, какие-то вариации одного звука. Вот этого… Гул как от трансформатора, тьма трепетала в нем, расходясь волнами этой горечи, я лежал уставившись широко вытаращенными глазами в потолок, видя это огромное черное одушевленное воплощение разочарования и тоски, слыша в ее напряженной вибрации раздражение, злобу и слова «Уйди, ты мне мешаешь».

Тишина не обрушилась, а пришла плавно, словно кто-то убавлял гул эквалайзером. Темнота заполнив собой все вокруг и внутри меня, стала мягче, а холод перестал трясти, сковав, наконец целиком.

Вокруг не было ничего на миллиарды световых лет, если есть смысл здесь говорить о чем-то световом. Да и вообще о смыслах говорить здесь нет смысла. Пустота была абсолютной, ощущение, что ничего кроме этой пустоты, не может быть, было совершенно ясным. Темнота не пропускала сюда даже тоску и отчаяние, волнами которых меня сюда и занесло. Тут никаких волн не было, а гнев и обиды стали ощущаться иначе — каким-то тупым, статичным пониманием фактов. Что было — то было, по другому не получилось и не могло получиться. Ты сделал, все, что было возможно.

Джедай лежал в темноте кабины, где только тускло мерцали бегущие цифры на аппарате поддержания жизнедеятельности. Корабль без огней стоял невидимый в черноте глубокой пещеры внутри безжизненного холодного астероида, плавно летящего мимо всех цивилизаций и оживленных трасс среди пустоты черного безграничного космоса темноты…

Книга Радуги. Глава 1. В Каменном углу

— Вертушка ушла, как только мы подвалили, похоже у них тепловизоры, — Гепа стоял в мокром ночном лесу, шмыгая в трубку.

— Ясно, отбой, — Радуга, сказал Гепарду возвращаться со своими на базу. Утром на месте порыщет охрана космодрома, может найдут следы десанта или какие приборы наблюдения — за чем-то же прилетала эта штука.

Боянис — дежурный по бригаде — зашел с итоговым докладом за сутки. Главное, что сейчас волновало Радугу — судьба нескольких ресторанчиков, отелей и прочих заведений, оставшихся без прикрытия в Змеинодольске. Еще лет двадцать назад при такой войне между кланами, эти забегаловки бы уже закидали бы гранатами, но как ни крути, а в каком-то смысле цивилизация и гуманизм торжествовали даже на Волчьих горах. Погромы на объектах, охраняемых вражеской бригадой, бессмысленное разорение барыг и, тем более, кровь безоружных уже давно стали осуждать — и с этим осуждением приходилось считаться даже самым отмороженным лидерам. А Белый в принципе не отморозок, и жечь кафеху не станет, если в ней не будет сидеть с оружием волчара из Кобры. Поэтому Радуга, убрав своих бойцов отовсюду внутри Змеинодольска, где они по любому в меньшинстве, надеялся обезопасить предприятия своих подопечных барыг. Рискованно, потому что Белый может таки придумать толковое оправдание и все-же напасть там, а главное, потому что теперь может напасть кто попало — любая шпана, пьянь или волки-одиночки.