Страх

Люси посмотрела на часы. Время шло, через час проснутся дети. Надо, чтобы к этому моменту коробка со всем содержимым вернулась в багажник машины. Однако прежде, чем прослушать запись на диктофоне, Люси Энебель решила сохранить уже просмотренное.

Она встала и направилась к компьютеру в углу гостиной. Включив его и сканер, отсканировала двадцать четыре фотографии, сгруппировав парами, чтобы выиграть время, потом рисунки, потом страницы блокнота, одну за другой, всякий раз сохраняя изображения в скрытой папке. Может быть, через несколько часов Шарко отвезет эту коробку на набережную Орфевр, 36, или в лабораторию судебной полиции и она больше никогда не получит к ней доступа.

Отсканировав каждую страницу, Люси увеличивала изображение и просматривала его на экране компьютера. Тогда-то она и заметила крошечную цифру, затерявшуюся среди бесчисленных кругов. Сначала в третьем ряду. А потом еще и еще…

Оказалось, что цифры ловко спрятаны на каждом из двенадцати листков блокнота с кругами.

И они непременно что-то значили.

А ты осторожен, мерзавец, подумала Люси. Осторожен, и притом игрок.

В возбуждении от своей находки, она закончила сканирование, искоса поглядывая на закрытую дверь холла. После получаса работы, показавшегося ей бесконечностью, Люси удалось-таки довести архивацию до конца. Она проанализирует цифры позднее.

Она вернулась на диван. Убрала в коробку все, кроме цифрового диктофона. Подключила к нему наушники, устроилась в кресле и нажала на кнопку воспроизведения. В комнате не было слышно ничего, кроме тиканья часов.

И вдруг мужской голос:

Плоть с содранной кожей… Эта инертная масса, которую надо расчленять, разрезать на части, отделять конечности, выявлять ее структуру… Терпеть самые отталкивающие зрелища, чтобы достичь наслаждения внутренней тайной… Как-то раз мне довелось видеть зеленых лягушек в виварии. Я воображал их в пруду, как они соскальзывают по лезвию моего скальпеля и достигают поверхности воды, вспоров себе брюхо…

Речь была неторопливая, безразличная, ледяная. Очевидно, монолог был записан на диктофон не целиком. Иногда отрывки следовали друг за другом без всякой связи, как фрагменты больного сознания.

…Я ужинал с двумя очень красивыми женщинами, это была пища на основе жиров и медленных сахаров. Потом я попросил одну пойти поспать, а другую поплавать в бассейне до изнеможения. Через шесть часов я вскрыл им желудки, чтобы узнать, чье пищеварение оказалось лучше… Мне понравились их взгляды… Они казались удивленными…

Люси внимательно слушала, свернувшись в клубок среди диванных подушек. Она была не из тех, кого можно легко запугать, но на этот раз даже у нее волосы встали дыбом. Тембр, жестокость и извращенность слов, бредовые идеи. Но ее мозг сыщика заработал снова: к кому обращался этот монстр? Что побудило его поведать о своих «подвигах» на диктофон?

Теперь рассказчик описывал мучения, которым подвергал бедных женщин, как он привязывал их, пытал, вспарывал им животы, выпускал внутренности. В его голосе звучало наслаждение, он явно смаковал все это. А еще гнусное самолюбование.

…попытался сделать светильник с помощью крови и прочих ингредиентов. Кости, превращенные в золу и смешанные с вином, обладают превосходными целебными свойствами. От эпилепсии помогает мох, собранный на старых черепах… Пот мертвых женщин я тоже собирал и хранил вместе с жиром в баночках из-под малинового варенья… Я всегда любил малину, особенно очень красную, почти черную. В молодости я насаживал ее ягоды на колючую проволоку и смотрел, как из них медленно, по капле сочится сок. Это напоминало мне маленьких котят, плачущих кровавыми слезами…

Запись закончилась. Наконец-то.

Люси вырвала наушники из ушей и глубоко вздохнула. Ей было не по себе. Она вернула на место настольную лампу, чтобы в комнате стало светлее, и посмотрела на входную дверь в глубине. Год назад, вернувшись из России, они с Франком пообещали друг другу держаться подальше от всяких ужасов, чтобы перестать жить в вечном страхе, что один из них может не вернуться.

Разве они оба не достаточно страдали?

Пока еще можно перевернуть страницу. Забыть.