Страх и его слуга

Как часто бывает в жизни, у спокойных и непредприимчивых людей ничему не научишься и ничего от них не узнаешь, вся польза от дураков, которые совершают непродуманные поступки и потом ходят, распустив хвост. Так и моя мануфактурная герцогиня, охваченная жарким стремлением шествовать по миру, оказывая всем помощь, попыталась, используя рассудительные вопросы и ответы (ибо нельзя сохранить рассудительность, если спрашиваете и предоставляете отвечать другим), успокоить рыжего графа. Должно быть, рыжеволосый понял, что маскироваться больше нет смысла, и выболтал ей страшную правду об истинной задаче комиссии. А Радецки оказался таким искусным вруном, что обманул даже меня.

Я без особого труда уговорил всех остальных попытаться немедленно рассчитаться с вампирами.

Мне показалось, что они только того и ждали. Я отправился искать Новака, хотя, разумеется, знал, где он. Мне была необходима передышка какое-то время, чтобы спокойно все обдумать.

Виттгенштейн приехал разобраться с крепостью и отдельно с цистерной. И исчез. Комиссия приехала разобраться с тем, что произошло с Виттгенштейном, притворяясь, что проверяет слухи о вампирах. Гайдуки, которые якобы что-то знали о вампирах, действовали заодно с австрийцами, и, как я подслушал из разговора сторон неизбежного треугольника, гипотенузой которого была герцогиня, коротким катетом Шметау и длинным катетом Шмизлин, барон подкупал сербов, а может быть, сербы подкупали его, как вам больше нравится, и именно барон был тем, кого я видел с гайдуками при блеске молнии ночью во время маскарада. Гайдуки утверждали, что вампиров нет и что все это просто их безвкусная шутка.

А вампиры есть. Значит, гайдуки врут, и сборщика налогов кокнули вовсе не они, его кровью угостились вампиры. Но почему гайдуки взяли на себя грехи вампиров? Хотели похвастаться? И еще один вопрос: на что сдалась вампирам сумка с собранными налогами, ведь вряд ли вампиры рассчитываются наличными?

Но с другой стороны, именно тройственная комиссия настаивала на ночлеге на мельнице, где, как говорят, появлялись вампиры. Зачем? Чтобы всех окончательно запутать? Вот, смотрите, мы действительно ищем вампиров.

С третьей стороны, регент вел себя так, словно вампиров нет, словно нет и не было ни одной из комиссий, словно Виттгенштейн никогда ничего не вынюхивал насчет крепости, словно, если сформулировать четырьмя словами, ничего странного не происходило. И это вызывало относительно него очень большие подозрения.

Вот что я думал и ничего не придумал. Ну а корчму нашел сразу, Новак описал и где она находится, и как выглядит. Вывески на ней не было, то ли хозяева уклонялись от налогов, то ли были неграмотными. Когда я вошел, то окунулся в такой сильный смрад, что очень быстро вообще перестал его чувствовать.

Новак сидел с грозным видом, и было совершенно ясно, что он пьян в лоскуты.

Я сел рядом.

– Вставай. Идем искать вампира.

Он посмотрел на меня мрачно, мутно, исподлобья.

– Когда я был маленьким… – начал он, запинаясь. – Когда я был совсем маленьким… моя мать, она была хорошей женщиной. Из хорошей семьи… Хорошая женщина. Она верила в труд. Вот, а я верил во все, во все я верил, и в Бога, и в дьявола, и в хорошие книги, и в молитву сердца. Да, в великую, святую молитву обращения. Иисус Христос, Господи Боже, смилуйся, грешен я и как там дальше… Не знаете? Но в труд я не верил. Никогда. В ракию – позже, да и в вино тоже, в пиво меньше. Это так. Еще до этого в учения разные. В книги. Вот. А моя мать в труд. А знаете, мы были богатыми. Ей ничем не надо было утруждать себя. Ничем. Но она трудилась – бралась за иголку и вышивала, да так искусно, мелкими стежками. На моих рубахах все воротники украсила красивыми узорами. На постельном белье у нас на каждом уголке то птицы золотые, то цветы благоухающие вышиты были. А зачем? Она говорила, чтобы прислуга знала, как правильно постель стелить, на какую сторону одеяла и подушки класть. А про мои воротники говорила: это чтоб ты выглядел краше, чтоб чувствовал себя лучше, чтоб люди на тебя добрее смотрели…

И заплакал.

– Верила она, верила женщина, что в эту белизну, в эти проклятые белые и пустые простыни цветочки и птички нитяные могут вдохнуть жизнь, когда они лежат на правильной стороне, и что мир будет смотреть добрее и что сам мир будет выглядеть лучше…

Он рыдал, и его слезы смешивались на столе с пролитой ракией.

– Она верила в вышивку мелким стежком. А я – во все большое. Большое и пустое. Хозяин?! Да неужели вы плачете? Вы?!

– Молчи, болван. Возьми себя в руки. Заткнись.

– А чего мне молчать, чего? Сколько толку от молчания? Столько же, сколько и от болтовни.

– Слушай меня внимательно, болван! – крикнул я сердито. Эти слуги ничего не понимают, кроме приказаний, окриков и гнева. – Мы сейчас идем искать могилу этого вампира, Савы Савановича. Ты должен нам помочь. Ты местный. От слез толку никакого. В твоей жизни и так ничего не происходит, весь твой разум во власти воспоминаний и алкоголя. Пошли!