Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Профессор, со своей стороны, испытывал особую озабоченность в связи с теми опасностями, которые представляло получение Черчиллем огромного количества сигар в качестве подарка от британцев и от представителей зарубежных стран – не потому, что курение вредно само по себе (в ту пору такое представление еще не стало общепринятым), а из опасений, что отправитель или вражеский агент может начинить сигару ядом. Достаточно было бы ввести крошечное количество отравляющего вещества в одну сигару из 50 преподносимых в дар. Лишь особым образом проверенная сигара могла считаться абсолютно безопасной, однако процесс такого тестирования неизбежно разрушал сам образец. В ходе тщательного анализа обнаружилось, что в одной из кубинских сигар, подаренных премьеру, содержится «небольшой уплощенный черный сгусток растительных остатков, со значительным количеством крахмала и двумя волосками»: специалисты заключили, что это катышек мышиного помета. Сам по себе никотин, как подчеркивал лорд Ротшильд, главный специалист МИ-5 по проведению такого анализа, является опасным ядом, – хотя после тестирования одной группы подаренных Черчиллю сигар он заметил: «Должен сказать, безопаснее будет выкурить все остальные, чем перейти какую-нибудь лондонскую улицу»[642].

Однажды Черчилль решил вообще наплевать на соответствующие меры предосторожности. Он получил в дар от президента Кубы целый ящик гаванских сигар. Как-то вечером, после ужина, он продемонстрировал подарок своим министрам – перед тем, как возобновить совещание кабинета, выдавшееся особенно напряженным.

– Господа, – проговорил он, – я намерен провести эксперимент. Может быть, его результатом станет радость. А может быть, он закончится печально. Сейчас я раздам каждому из вас по одной из этих великолепных сигар.

Он немного помолчал.

– Вполне может статься, что каждая из них содержит какой-то смертельный яд.

Еще одна драматическая пауза.

– Вполне может статься, что не пройдет и нескольких дней, как я скорбно проследую за длинной вереницей гробов по проходу Вестминстерского аббатства.

Он снова сделал паузу.

– Поносимый народом как человек, перебордживший Борджиа.

Он раздал сигары. Все закурили. В итоге все выжили[643].

Но неделю спустя Джон Колвилл сообщил Черчиллю, что отправляет по одной сигаре из каждой коробки, полученной премьером в подарок, на проверку в МИ-5. Он добавил: Профессор «надеется, что вы не станете курить какие-либо из этих сигар, пока не будут известны результаты анализа. Он подчеркивает, что на Кубе только что проведена операция против нежелательных элементов и что эта облава выявила неожиданно много нацистских агентов, а также лиц, симпатизирующих нацистам»[644].

Линдеман предпочел бы, чтобы Черчилль не курил никаких сигар, поступивших в дар из-за границы. Об этом Колвилл уведомлял премьера в отдельной записке, отмечая: «Впрочем, Профессор полагает, что вы могли бы позволить им накапливаться в каком-то безопасном и сухом месте до окончания войны, после чего вы можете счесть, что вправе взять на себя риск их курения, если у вас возникнет такое желание»[645].

В сущности, Профессор свойственным ему сухим научным языком говорил, что к тому времени смерть Черчилля от сигары уже не будет иметь значения.

Бивербрук все больше досадовал на то, сколько рабочего времени пропадает из-за воздушных налетов, ложных тревог и визитов одиночных бомбардировщиков, чья задача явно состояла просто в том, чтобы спровоцировать включение сирен и загнать рабочих в бомбоубежища. В один из таких дней два вражеских самолета, по отдельности друг от друга совершавшие полеты над Лондоном, вызвали сигналы воздушной тревоги, ставшие причиной шестичасовой задержки производства на городских заводах. За неделю, закончившуюся 28 сентября, в субботу, налеты – и сигналы воздушной тревоги – вдвое сократили количество рабочих часов на семи крупных авиационных заводах. Цена этих потерянных часов усугублялась тем, что рабочие, проведшие ночь в бомбоубежище, на другой день трудились менее эффективно. Когда же бомбы действительно падали, вторичные эффекты оказывались еще более серьезными. Рабочие оставались дома; труднее было найти тех, кто согласится выйти в ночную смену. За июль компания Parnall Aicraft Ltd., производившая пушечные и пулеметные турели для самолетов, потеряла 73 000 человеко-часов работы из-за ложных сигналов тревоги. А семь месяцев спустя более 50 рабочих этого предприятия погибли в ходе одного-единственного дневного налета.

Сам Бивербрук возненавидел вой сирен воздушной тревоги. «Надо признать, что он почти помешался на этих сиренах», – писал Дэвид Фаррер, его личный секретарь[646]. Бивербрук забрасывал Черчилля жалобами и наседал на него, убеждая вообще запретить эти сигналы. «Может быть, это решение будет стоить некоторого количества жизней нашей стране, – писал он. – Но если мы будем настаивать на этих предупреждениях, то мы, вероятно, заплатим еще более высокую цену в смысле потерянных жизней – из-за ущерба, который понесет наше производство самолетов»[647].