Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

8 февраля, в субботу (в тот самый день, когда Гопкинсу предстояло начать свой долгий путь обратно в Америку), поступили новости о том, что Акт о ленд-лизе преодолел первое важное препятствие – прошел палату представителей США (получив 260 голосов «за» и 165 голосов «против»). В этот день Гопкинс заехал в Чекерс попрощаться с Черчиллем и Клементиной (потом он сядет на поезд и отправится в Борнмут, откуда полетит в Лиссабон). Он застал Черчилля за активной подготовкой очередной речи, с которой премьер должен был выступить в прямом радиоэфире на следующий день – 9 февраля, в воскресенье.

Черчилль расхаживал по комнате; машинистка печатала под его диктовку. Гопкинс смотрел как зачарованный. Выступление вроде бы адресовалось британским слушателям, но оба они (и Черчилль, и Гопкинс) понимали, что это еще и инструмент для усиления поддержки американцами Акта о ленд-лизе, который теперь должен был поступить на рассмотрение сената США. Гопкинс уговаривал Черчилля привести такой довод: этот закон вовсе не втянет Америку в войну – наоборот, он предоставит ей оптимальную возможность оставаться в стороне от нее. Черчилль согласился. Он планировал также воспользоваться запиской Рузвельта, где президент от руки выписал пять строк из поэмы Лонгфелло[877].

Гопкинс оставил Черчиллю благодарственную записку. «Мой дорогой премьер-министр, – писал он, – я никогда не забуду этих дней, проведенных с вами, – вашу колоссальную уверенность в победе и волю к победе, – мне всегда нравилась Британия – и теперь она мне нравится еще больше.

Уезжая сегодня вечером в Америку, я желаю вам огромной удачи – смятения вашим врагам – и победы Британии»[878].

Поздним вечером Гопкинс сел на поезд, идущий в Борнмут. На следующий день, в воскресенье, американский представитель рано утром прибыл в порт для гидросамолетов, находящийся в Пуле. Там он обнаружил, что из-за плохой погоды его рейс в Лиссабон откладывается. Его провожал Брендан Бракен и сопровождал агент британской службы безопасности, которому поручили присматривать за Гопкинсом на протяжении всего пути до Вашингтона – из-за того, что тот имел привычку разбрасывать конфиденциальные бумаги по гостиничному номеру. Агенту предписывалось держаться особенно близко к своему объекту, когда они прибудут в Лиссабон – город, печально известный как центр шпионажа.

В воскресенье вечером Гопкинс, Бракен и остальные собрались в баре гостиницы «Брэнксам Тауэр» (в том же Пуле), чтобы послушать радиовыступление Черчилля.

Позже управление внутренней разведки сообщит, что от кое-каких деталей этой речи «у некоторых слушателей ползли по коже мурашки»[879].

Черчилль начал с похвал жителям Лондона и других мест, выстоявших под немецкими авианалетами, отметив, что немецкая авиация сбросила «на нас три или четыре тонны бомб – на каждую тонну, которую мы смогли в ответ отправить в Германию». Он особо выделил действия полиции, подчеркнув, что она «участвовала в этом повсюду и все время – и, как мне написала одна работница, "они настоящие джентльмены!"». Он аплодировал успехам в боевых действиях против Италии на Среднем Востоке; он называл визит Гопкинса свидетельством сочувствия и расположения Америки. «Во время предыдущей войны, – напомнил Черчилль, переходя к фрагменту, на который его явно вдохновил совет Гопкинса, – Соединенные Штаты отправили через Атлантику 2 млн человек. Но нынешняя война – это не противостояние гигантских армий, стреляющих друг в друга массой снарядов. Нам не нужны доблестные армии, которые формируются сейчас по всей Америке. Они не понадобятся нам ни в этом году, ни в следующем, ни в каком-либо еще году, который я могу предвидеть». Но нам нужны припасы, материалы и корабли, заявил он. «Нам нужны они здесь – и нам нужно как-то доставить их сюда».

После окончания зимы, продолжал он, угроза вторжения возникнет снова – в иной, потенциально более опасной форме. «Нацистское вторжение в Великобританию прошедшей осенью стало бы более или менее импровизацией, – пояснил он. – Гитлер считал, что, как только сдастся Франция, сдадимся и мы. Он полагал, что это само собой разумеется. Но мы не сдались. И ему пришлось думать заново». Теперь же, заметил Черчилль, у Германии больше времени на планирование, на производство необходимого оборудования, снаряжения, средств для высадки. «Все мы должны быть готовы столкнуться с газовыми атаками, с атаками парашютистов, с атаками планеров, с постоянством, продуманностью, практическим опытом». Поскольку факт оставался фактом: «Чтобы победить в войне, Гитлер должен сокрушить Великобританию».

Однако вне зависимости от того, как далеко продвинется Германия в своем наступлении и сколько еще территории она захватит, Гитлеру не одержать верх, настаивал Черчилль. Вся мощь Британской империи – «а в каком-то смысле – и всего англоязычного мира» – преследует его, «поражая мечами правосудия».